Вечный ученик
Раньше писали пером. Теперь набирают на компьютере. Раньше добивались знания. Теперь скачивают из Интернета. В былые времена бескорыстно служили литературе. Ныне цель — пиар и «бабло». Раньше встречались тихие интеллигенты. Теперь кругом агрессивные циники. И хапают, хапают... И что остается? Вспоминать тех, кто был раньше. У кого поблескивало в руке золоченое перо. О многих рассказали, настала очередь Льва Озерова, поэта, переводчика, литературоведа. Он трудился за столом из красного дерева, а на столе теснилось множество перьев...
Не позволяйте остывать перу.
Перо остынет — это не к добру.
Перо накалено — какое благо,
Другого слова я не подберу.
Лев Адольфович Озеров родился 10 (23) августа 1914 года в Киеве. Настоящая его фамилия Гольдберг. Еврей и русский писатель, проживший всю жизнь под сенью великой русской литературы. Свои первые стихи подписывал как Лев Гольдберг, Лев Берг, Л. Корнев и еще какими-то псевдонимами — до 30 вариантов, прежде чем не остановился на окончательной фамилии: Озеров. Лев Озеров. Поэт-лирик.
Лев Адольфович появился на свет в трудные, трагические времена: Первая мировая война, революция, гражданская война, лихорадочное становление новой власти. И каково ему пришлось? «Рожденный в 1914 году, — рассказывал Озеров, — я пережил все войны века и три голода. Особенно голод на Украине 1930–1933 годов, который украинцы называют более сильным словом «голодомор». Висели мы на волоске, как выжили, — непостижимо. Я тогда уже прошел скрипичную школу, дирижерскую, были свои сочинения, рисовал, начинал уже писать, получал одобрения, но пришлось из-за голода все бросить и пойти в чернорабочие на киевский «Арсенал». Переносил из инструментального цеха на склад материалы — была сила — и толкал вагонетку. Дома были счастливы, что приносил горстку каши и рыбий хвост...»
Мечты стать музыкантом пришлось отложить, но, став поэтом, Озеров часто возвращался к своему увлечению юности. Любимыми композиторами на всю жизнь остались Шопен, Гайдн и особенно Моцарт, которому Озеров посвятил не одно стихотворение.
Помимо музыкальной школы, Озеров окончил семилетний рабфак и первый курс филфака Киевского университета. К тому времени на Украине жить стало несладко, и Озеров перебрался в Москву. Подобно другим молодым и честолюбивым провинциалам, Озеров отправился в столицу как некую культурную Мекку.
И действительно, МИФЛИ оказался интеллектуальной кузницей кадров, из его стен вышла целая плеяда замечательных поэтов и прозаиков: Александр Твардовский, Константин Симонов, Юрий Левитанский, Давид Самойлов, Сергей Наровчатов... Любимый профессор Озерова Сергей Соболевский внушал своим ученикам, что латинское «всегда ученик» значит, что, когда будешь мастером, помни, что ты — вечный ученик.
Лев Озеров и был вечным учеником: постоянно учился, совершенствовался, пополнял свой багаж знаний. В годы учебы написал первые литературоведческие работы о Пушкине, Тютчеве, Пастернаке. Последним Озеров занимался практически всю жизнь, и итогом исследования явилась солидная книга «О Борисе Пастернаке» (1990).
В 1941-м Лев Озеров окончил аспирантуру МИФЛИ, и — война. На линию огня по состоянию здоровья не попал, но в военной газете «Победа за нами» поучаствовал. А с 1943 года и до последних лет Озеров вел в Литературном институте им. Горького семинар поэзии и художественного перевода. Только представьте — с 30 по 80 лет, в течение полувека! У профессора Озерова, в «Озерной школе», учились в разное время такие известные поэты, как Юлия Друнина, Александр Межиров, Николай Старшинов... Озеров учил писать и учил жить. Как? Старался не быть категоричным и деликатно говорил студентам: «Я бы поступил вот так...»
Первая книга Озерова «Приднепровье» вышла в Киеве в 1940 году. За ней последовали более десяти стихотворных сборников и две книги избранных стихов.
Параллельно со стихами Озеров работал как литературовед и выпустил книги: «Работа поэта», «А.А. Фет», «Мастерство и волшебство», «Поэзия Тютчева», «Стих и стиль», «Необходимость прекрасного», «Начала и концы»... Еще одна грань труда Озерова — переводы. Он переводил с украинского, литовского, грузинского, армянского и других языков. И, конечно, с еврейского: Ошера Шварцмана, Льва Квитко, Давида Гофштейна, Переца Маркиша. Переводил чрезвычайно бережно, творчески.
Но вернемся к стихам самого Озерова. Он — поэт философского направления, тяготеющий к Тютчеву, Фету, Баратынскому. Никогда не увлекался гражданскими мотивами, а в основном писал о природе. В ней он находил темы для размышлений о высшем бытии, жизни и смерти.
Казалось бы, тихий лирик, никому не мешающий и никого не затрагивающий. Ан нет! В свое время Озерова трижды объявляли буржуазным националистом: украинским — в юные годы в Киеве, за выступления в защиту уничтоженных украинских поэтов; русским — в годы учебы в МИФЛИ, за выступления в защиту русского эпоса и фольклора; и, наконец, еврейским — в годы борьбы с космополитизмом, за переводы еврейских поэтов и статьи о них. Лев Озеров высказывал свое мнение и был за это мнение бит: не нарушай ритм четко шагающих колонн!..
Но Озеров не очень разбирался в государственной политике. Он был одним из тех, кто способствовал возвращению в литературу имен Анны Ахматовой, Николая Гумилева, Осипа Мандельштама, Михаила Зенкевича, Владимира Нарбута и других. И еще один важный момент из жизни Озерова. Илья Эренбург попросил его поехать в только что освобожденный от фашистов Киев и сделать очерк о жертвах Бабьего Яра, где, кстати, погибли многие родственники, друзья и знакомые Озерова. Написанный им очерк вошел в «Черную книгу» и был переведен на многие иностранные языки. Кроме того, Озеров написал тогда небольшую поэму «Бабий Яр» (это было задолго до поэмы Евгения Евтушенко). И пронзительно горькие строки: «Ведь до гроба мучиться мне, / что не умерли смертью одной».
В отличие от многих современников-поэтов Озеров не был обличителем фашизма и сталинского тоталитаризма. Его интересовала позиция поэта в обществе, поединок души с рынком: писать честно, как того требует вдохновение, не на потребу дня, не требуя денег, без хрестоматийного «но можно рукопись продать».
У Озерова была еще одна отличительная черта: он любил своих коллег по цеху, преклонялся перед их мастерством и никогда не завидовал. Редкое качество — любить литбратьев! Лев Адольфович посвятил много стихов Анне Ахматовой, Борису Пастернаку, Николаю Асееву и другим. Он опубликовал первую рецензию на сборник Ахматовой, вышедший после долгого перерыва, и это все назвали «прорывом блокады».
У писателей почти принято не замечать рядом пишущих, смотреть на них свысока. Озеров таким не был, напротив, он писал о коллегах с удовольствием и придумал даже специальный жанр верлибров-воспоминаний, так называемых белых стихов или ритмизированной прозы. Вот концовка такого верлибра-воспоминания об Исааке Бабеле:
...Смешинки, лукавинки, искорки глаз,
Крупная голова его привлекает внимание,
Она еще ни бед, ни горестей
Не предвидит,
А они через несколько лет
Тяжко падут на эту голову.
С опозданием ее оплачут.
У людей есть привычка такая,
Но это уже тема другая.
Свои воспоминания Озеров назвал «Портреты без рам». «Мне всю жизнь везло на примечательных людей. Я дружил больше со старшим поколением. Когда оно ушло, я остался в одиночестве...» Отсюда и возникли воспоминания — утешение в форме «портретов». «Поздняя оглядка», как говорил Озеров.
И еще одна грань творчества: афористика. Крылатые строки. «Всю жизнь я собираюсь жить...», «Поэзия — горячий цех», «Из рук твоих мне мягок черствый хлеб». О Ленинграде (ныне Санкт-Петербург): «Великий город с областной судьбой». И, наконец, афоризм, зацитированный до дыр: «Талантам надо помогать, / Бездарности пробьются сами».
Если посмотреть на жизнь самого Озерова, то она, можно сказать, сложилась весьма успешно. Не посадили. Не рассыпали наборы книг, критиковали, но не топтали ногами и не били наотмашь. Стихи и книжки печатали. Часто выступал. То есть вполне реализовался? На склоне лет Озеров признавался корреспонденту «Огонька»: «Я писал, не оглядываясь на сделанное, поэтому сейчас в ужасе — оглянулся. И понял, что осуществился на семь с половиной процентов. Это слова Виктора Шкловского. У него были такие припадки — сентиментальные, может быть, воспоминательные. Однажды он говорит мне: “Я осуществился на семь с половиной процентов, я был задуман как гений”».
И еще одно признание: «Я работаю параллельно над несколькими книгами: всю жизнь! Есть люди, которые не могут продвинуться к следующей строке, не усовершенствуя первую. У меня по-другому. Чем бы я ни занимался, если приходит стих, стихотворная строка, то она ведет себя, как санитарная или пожарная машина: идет на красный цвет, и я все сразу откладываю...»
Незаметно подлетела и старость. «Так это и есть старость? / Да это же просто усталость, / Которую можно избыть, / Словно воды испить». В 1986 году поэт потерял жену. «Несколько лет был один, мне бывало грустно, но не бывало скучно, — признавался Лев Адольфоавич. — А потом женился на Наталье Николаевне». А далее по стихотворной озеровской строчке: «Двое — совсем неплохой коллектив, когда это двое влюбленных».
Распад Советского Союза. Вползание в дикий капитализм. Переоценка ценностей. Рыночная экономика ворвалась в книгоиздание, и, по словам Озерова, «толпа сочинителей ринулась на рынок, подменяя боевой дух наглостью». И то, что на первый план стали выходить люди, не умеющие писать, а старых, признанных мастеров задвинули, — это очень огорчало и удручало Озерова. «Коли пауза затягивается, пропадает музыка...»
18 марта 1996 года Лев Озеров умер на 82-м году жизни. В некрологах писали: «Мастер. Писатель Книги, читатель Книги, любитель Книги, знаток Книги, ценитель Книги...»
Главное в сегодняшнее бурное время тотального невежества, дремучего незнания, цветения гламура и обжигающего всех кризиса, — не забыть ушедших рыцарей, таких, как Лев Озеров.
Рубрику ведет Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!