Московский летописец дядя Гиляй

Владимир Алексеевич Гиляровский был уникальным человеком, и, как утверждал Влас Дорошевич, предшественник Максима Горького, — из народных масс да вровень с элитой. Недаром к Гиляровскому с одинаковым уважением относились и аристократы в светских салонах, и никому неизвестные трущобные люди, люди дна. Гиляровский был свой для всех.
«Гиляровскому бы жить во времена Запорожской Сечи, вольницы, отчаянно смелых набегов, бесшабашной отваги, — писал Константин Паустовский. — По строю своей души Гиляровский был запорожцем. Недаром Репин написал с него одного из своих казаков, пишущих письмо турецкому султану, а скульптор Андреев лепил с него Тараса Бульбу для барельефа на своем превосходном памятнике Гоголю...» Кстати, к открытию памятника Гоголю Гиляровский написал две блистательные строчки:

Гоголь, сгорбившись, сидит,
Пушкин гоголем глядит.

Гиляровский происходил из русской семьи, отличавшейся строгими правилами и установленным из поколения в поколение неторопливым бытом. Естественно, в такой семье рождались люди цельные, крепкие, физически сильные. Гиляровский легко ломал пальцами серебряные рубли и разгибал подковы. Однажды он приехал погостить к отцу и, желая показать свою силу, завязал узлом кочергу. Глубокий старик отец не на шутку рассердился на сына за то, что он портит домашние вещи, и тут же в сердцах развязал и выпрямил кочергу. Вот такие были люди на Руси, молодые и старые!
Чехов писал из своего имения в Мелихово Суворину: «Был у меня Гиляровский. Что он выделывал! Б-же мой! Заездил всех моих кляч, лазил по деревьям, пугал собак и, показывая силу, ломал бревна...»
Но вернемся к истокам. Владимир Гиляровский родился 26 ноября (8 декабря) 1853 года в имении графа Олсуфьева в Вологодской губернии. «Я родился в глухих Сямских лесах...» — отмечал Гиляровский. В 8 лет потерял мать. В 17 лет, не окончив гимназии, бежал из дома и окунулся в гущу народной жизни. Сила молодецкая бурлила в нем, и кем он только не был в свои молодые годы: ходил бурлаком по Волге, работал грузчиком на пристани, пожарным, рабочим на заводе свинцовых белил, объездчиком лошадей, актером и циркачом в провинциальных театрах; во время русско-турецкой войны ушел солдатом-добровольцем на фронт и был награжден Георгиевским крестом за храбрость.
Гиляровский был удивительно непоседлив. Исколесил пол-России. «Ты курьерский поезд. Остановка — 5 минут», — говорил ему Чехов. Последним его вояжем был воздушный. Он одним из первых совершил полет на самолете со знаменитым авиатором Уточкиным над столицей: «А далее Москва с ее золотыми куполами, садами, кольцом Садовой. А все-таки жутко... Я уже омосковился, отвык от бродяжных рисков юности».
С 1881 года Владимир Гиляровский — житель Москвы, и в этом же году состоялся его литературный дебют: журнал «Будильник» опубликовал стихотворение «Все-то мне грезится Волга широкая...» По словам Гиляровского, это стихотворение открыло ему «дверь в литературу». С этого времени он начал печататься как поэт и как газетный репортер. Стихи писал простенькие, немудрящие, — вот уж никакой не Блок и не Бальмонт. А вот журналист, а точнее, газетный репортер из него получился классный. Москву он знал превосходно, оперативно откликался на все знаменательные события, находил интереснейших людей и умело рассказывал о них, за что и был признан «королем репортажа».
Начинал Гиляровский свою творческую деятельность в эпоху, когда не было ни телефонов, ни автомобилей, тем более — радио, ТВ и мобильников. Газетчика тогда кормили только ноги, житейская сноровка и интуиция. У Гиляровского был гениальный нюх на жареное: где что-то происходило интересное и значительное, громкое и сенсационное, именно там первым появлялся Гиляровский. Через умело подобранных информаторов, через свои банные, трактирные, пожарные и полицейские связи Гиляровский постоянно имел интересующие его факты. Тут же мчался на место, а далее по-суворовски: увидел — осмыслил — написал. И писал яркие, запоминающиеся статьи, — сегодня манера его письма называется «литературой факта».
Как-то он подсчитал московские переулки с одинаковыми названиями: «Безымянных — девятнадцать! Благовещенских — четыре. Болвановских — три! Только три! Мало по нашим грехам! Ей-богу, мало! И Брехов переулок только один!..» — иронизировал Гиляровский.
Профессиональное любопытство Гиляровского было безмерным и заставляло его оказываться в самых неожиданных и опасных местах. Он излазил все дно Москвы и познакомился со всеми его обитателями, в результате чего получилась книга «Трущобные люди» (1887). Власти посчитали книгу чересчур мрачной и сожгли отпечатанный тираж.
Гиляровский неутомимо писал почти во всех дореволюционных изданиях — в «Русских ведомостях», «России», «Русском слове», в «Журнале спорта» и других. Репортажи, очерки, рассказы, стихи. Уже после революции вышли его мемуарные книги «Москва и москвичи» (1926), «Мои скитания» (1928), «Записки москвича» (1931), «Друзья и встречи» (1934). Гиляровскому было что и кого вспомнить. Он был знаком со Львом Толстым и Чеховым, Буниным и Горьким, Репиным и Куприным, Шаляпиным и Блоком, Ермоловой и Брюсовым и т.д. Все знаменитости встречались с Гиляровским и охотно бывали у него на квартире — «в Столешникове у Гиляя», где он прожил почти полвека. «Дядя Гиляй» — это псевдоним Гиляровского. Сегодня в этом доме  (Столешников, 9) квартира-музей Гиляровского. Многие предметы бережно сохранены: абажур гармошкой, сделанный его руками, уютный диван-«вагончик», так любимый Антоном Павловичем, картины Левитана, Саврасова, Репина, Архипова... Все, кто бывал у «дяди Гиляя», дарили ему свою дружбу.
«В нем есть что-то ноздревское, беспокойное, шумливое, — писал о Гиляровском Чехов, — но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нем совершенно отсутствует элемент предательства, столь присущий господам газетчикам».
Ко всем положительным качествам Гиляровского необходимо прибавить и остроумие. По поводу постановки пьесы Толстого «Власть тьмы» он сочинил такой экспромт:

В России две напасти:
Внизу — власть тьмы,
А наверху — тьма власти.

В своих газетных публикациях и книгах Гиляровский оставил нам образ старой Москвы, некий синтез, сплав рынка, трактира, ночлежки, притона и бани, с визгом подгулявших купчиков и глухим ропотом служивого люда, — и все это под золотыми куполами церквей, «сорока сороков». Золотая, цветастая, пестрая Москва...
Только с помощью Гиляровского можно представить Москву, «которую мы потеряли». Стену Китай-города, которую считали позором города: в прилепившихся к стене грязных лавчонках торговали краденым. Толкучку на Старой и Новой площадях. «Жаждущие опохмелиться отдают вещь за то, что сразу дадут, чтобы только скорее вина добыть — нутро горит... Здесь продавали с себя последнее, облапошивали совестливых, наживали состояния нахальные, драли втридорога, искали и находили “на грош пятаков”».
А вот другой отрывок из Гиляровского: «Вдоль Садовой, со стороны Сухаревки, бешено мчатся одна за другой две прекрасные одинаковые рыжие тройки в одинаковых новых коротеньких тележках. На той и на другой — разудалые ямщики, в шляпенках с павлиньими перьями, с гиканьем и свистом машут кнутами. В каждой тройке по два одинаковых пассажира: слева жандарм в серой шинели, а справа молодой человек в штатском. Промелькнули бешеные тройки, и улица приняла обычный вид».
Выходит, «важнеющие персоны» с охранниками и тогда мчались по улицам Москвы «с гиканьем и свистом». А все остальные — убирайся с дороги!..
Еще картинка из прошлого: Лубянка — биржа наемных экипажей. Извозчичьи трактиры. И их «машины» — лошади «стояли сплошь — мордами на площадь, а экипажи к тротуарам».
Еще был Обжорный ряд, — увы, канул в Лету. Но — «все торопятся — кто на работу, на службу, кто с работы, со службы, по делам, но прежних пресыщенных гуляющих, добывающих аппетит, не вижу... Теперь брюхо бегает за хлебом, а не хлеб за брюхом». Что, и тогда был кризис? Ин-те-рес-но!..
Александр Куприн восторженно писал: «Ах, дорогой дядя Гиляй, крестный мой отец в литературе и атлетике, скорее воображу Москву без Царя-колокола и Царя-пушки, чем без тебя, ты — пуп Москвы!»
Вот это оценка!
Владимир Гиляровский прожил большую жизнь, 82 года (умер 1 октября 1935 года, успев увидеть открытие метро). Блестящий журналист, хроникер, писатель, мемуарист, поэт. Он оставил о себе добрую память и множество различных легенд. Легендарный человек.