Не стесняйся быть евреем

Сборы, или «скачки» на сленге, должны были происходить за городом (Вильнюсом. — Ред.), в военном лагере. Две недели без отрыва плюс казенная пища — весьма непростой период для человека, соблюдающего заповеди. Если с кошером еще можно было управиться, питаясь только хлебом и картошкой, то о субботе и молитве не могло быть и речи. Стоило лишь представить, как я накладываю тфиллин* в углу казармы или заворачиваюсь в таллит**, а пятьдесят рож начинают вытягивать носы и вострить уши, и всякое желание молиться пропадало напрочь.
Собрав рюкзак, я долго не решался затянуть узел, вертя в руках мешочек с тфиллин. Брать или не брать? А вдруг представится возможность? Но если найдут, начнут расспрашивать… И вообще могут испортить, тогда где другие возьмешь? Эти я долго выпрашивал из Москвы, пока не сжалились надо мной распределители и не бросили с барского плеча пару качественных  тфиллин, только привезенных из Нью-Йорка все теми же «невинными» туристами с бородами и тщательно запрятанными кистями цицит.
Соображения логики и здравого смысла были против столь явного безрассудства. Я еще немного повертел мешочек в руках и вдруг вспомнил слова реб Зуси: «Быть евреем — это большое счастье и необыкновенная радость. И не нужно стесняться ни своих обычаев, ни своего Б-га. В ХАБАДе говорят: «Лехатхило а рибер» (Идти сразу к цели). Попробуй вести себя не как трусливый воришка, а как гордый избранник Всевышнего».
И я решительно засунул мешочек с тфиллин в рюкзак. Будь что будет…
Утро выдалось холодное, минус пятнадцать, по масштабам вильнюсской зимы — суровый мороз. Возле места сбора, клуба завода топливной аппаратуры, топталось на снегу несколько сот человек. Над толпой витал морозный пар, смешанный с никотином, и густой мат. В этой компании мне предстояло провести две недели без всякого перерыва.
Из клуба вышел капитан и бодро покричал в толпу. Его никто не слушал. Капитан ушел обратно в здание и спустя несколько минут вернулся с мегафоном в руках.
– Значит так, орлы, — прогавкал мегафон. — Сейчас подойдут автобусы, на каждом написаны буквы, чья фамилия на какую начинается, тот туда и садится. Вопросов нет? Исполняйте.
Автобусы подъехали через час, когда все замерзли до основания ног и хотели только одного: поскорее добраться до тепла. Возможно, в этом и состояла истинная причина опоздания, хотя трудно ожидать такой психологической подкованности от командиров Советской армии. Скорее всего, они просто опоздали.
Не успели автобусы остановиться и открыть двери, как толпа бросилась на штурм. Ехать далеко, сидячих мест на всех не хватит. Я тоже рванул к автобусу со своей буквой и вдруг замер. В моей промороженной голове внезапно стало так же спокойно и ясно, словно тогда, на могиле Гаона. Я дошел до последнего автобуса и остановился прямо перед ним.
Через пятнадцать минут посадка закончилась. Вдоль колонны сновали несколько пока еще не нашедших свою букву резервистов. Я продолжал стоять на месте.
Из клуба вывалилась группа сержантов, по одному на автобус. Проходя мимо меня, каждый грозно вопрошал:
– А ты чего стоишь, фамилию свою забыл?
– Капитан приказал, — спокойно объяснял я, — стой здесь и все. Почему, чего — сам не знаю.
Сержанты заняли свои места, двери затворились, и колонна тронулась. Спустя несколько минут перед клубом остались я и еще несколько человек, то ли опоздавших, то ли со справками об освобождении.
Капитан вышел из клуба и оглядел оставшееся воинство.
– Всем зайти внутрь, — приказал он и тут же личным примером продемонстрировал правильное выполнение команды.
Внутри стояла теплынь, батареи работали на полную мощность, и мы несколько минут отходили, расстегнув пальто и сняв шапки.
– Ну что, лодыри, симулянты, «справочники», — провозгласил капитан, обходя наш заиндевелый строй. — Кто хочет сегодня поработать?
С юмором у капитана все было в порядке, и я не выдержал:
– А на ликероводочный заявки есть?
– Ликероводочный на сегодня заявок не прислал, — подхватил капитан, — зато на каждый штык имеется по десять повесток, которые нужно доставить в течение дня. После этого можете считать себя свободными.
– А как с нашими повестками? — поинтересовался кто-то опытный.
– Личность, доставившая в военкомат десять подписанных повесток, получит обратно свою, с погашенной на текущий год задолженностью Советской армии и Военно-морскому флоту.
Лучшего варианта нельзя было ожидать. Повестки я разносил до самого вечера, по несколько раз возвращаясь к одним и тем же адресатам. Нужно было не просто вручить повестку, а заставить жертву расписаться на корешке. До военкомата я добрался только в девять вечера, сдал подписанные корешки и, отпущенный на все четыре стороны до следующего указания, отправился домой.

_________
*Тфиллин – по-гречески филактерион, откуда русское название «филактерии»; аналогично и в других европейских языках, две маленькие коробочки из выкрашенной черной краской кожи, содержащие написанные на пергаменте отрывки из Торы.

**Таллит — Тора предписывает привязывать к углам одежды, имеющей форму четырехугольника, особые кисти из шерстяных ниток, называемые цицит. Назначение цицит состоит в том, чтобы изо дня в день напоминать еврею о его обязанности исполнять все заповеди, которые Всевышний заповедал нам в Своей Торе. Само слово цицит и форма цицит говорит об этом: сумма числовых значений еврейских букв, образующих слово цицит — 600; кисть цицит завязана 5-ю узлами и заканчивается 8-ю нитями; если все эти цифры сложить, то в сумме они составят 613 — число заповедей Торы. Каждый еврей в течение всего дня должен носить поверх нижней одежды «малый талес», талескотн, четырехугольную одежду, к каждому углу которой привязаны цицит.