«И голос так дивно звучал…»

Ему бы жить да жить, петь да петь. Радовать людей своим чарующим голосом, очаровательной улыбкой, искренностью во всем — в жизни и творчестве. Ему было всего 56 лет, когда он навсегда ушел от нас. И только уникальный, неповторимый тембр его голоса остался с нами.

Мне повезло, что в ту пору, в 1980-е годы, звезды были талантливее, доступнее, откровеннее и охотно делились своими взглядами на искусство, творчество. При этом избегали оголять и муссировать, как это сейчас стало модно, интимную сторону своей жизни.

Таков был Юрий Алексеевич Гуляев. Таким он остался в моей памяти, в записях моих блокнотов, на кассете магнитофона. 9 августа этого года ему исполнилось бы 78 лет.* * *

В начале 80-х мы с мужем периодически отдыхали на дачах Большого театра в Серебряном Бору. Там нередко проводили время артисты и их семьи. Общение было, как говорится, без галстуков. Однажды на крыльцо дачи вышел мужчина в белой рубашке, ворот нараспашку. Высокий, статный, с копной вьющихся волос. Словом — красавец, мечта всех женщин. Поначалу я восприняла это «видение», этот образ именно так. Лишь немного спустя сообразила, что это Юрий Гуляев. Только тут он был не на сцене Большого театра, а, что называется, на расстоянии вытянутой руки. Среди берез и тополей, на берегу Москвы-реки.

Я, естественно, не могла упустить такую неожиданно представившуюся возможность поговорить с ним душам. В то время я работала в Госконцерте СССР главным режиссером репертуарно-художественной коллегии, занималась отбором артистов на гастроли за рубеж.

Гуляев, разумеется, знал меня, но не догадывался, что я к тому же и журналистка, сотрудничаю во многих газетах. Мое предложение побеседовать и поговорить «за жизнь» он воспринял как нечто оригинальное и неординарное, но возражать не стал. В сумке у меня был только блокнот-еженедельник, в который я и постаралась уместить наше первое интервью. Оно состоялось на садовой скамейке в ясное майское утро.* * *

Не скрывая удивления, он ответил с улыбкой:

– Так вы же знакомы с моей «объективкой», которую я заполняю каждый раз перед зарубежными гастролями.

– Нет, это было, скорее, неверие в свои вокальные данные и огромная требовательность к себе в этой профессии. Из-за боязни, что заветная мечта вдруг рухнет. Правда, медик из меня тоже не вышел. Узнав, что есть прием в консерваторию, решил рискнуть. Пришел на экзамен, а там все такие элегантные, в руках ноты. А я в валенках, в лыжном костюме и с баяном. Но ничего, когда подошла моя очередь — спел. И представьте — приняли. Из всех — меня одного. Это было настоящее счастье.

Было мне тогда 18 лет, и голос, как это бывает в переходном возрасте, стал меняться. Петь тенором становилось все труднее, а для настоящего баритона «низов» не доставало… Я запаниковал и уже хотел было вообще все бросить, но потом все-таки начал пробовать строчки из Онегина, Жермона, то есть баритональные партии. И постепенно что-то стало получаться. Мне здорово помог тогда Борис Штоколов. Мы подружились и порой подрабатывали оригинальным образом. Собирали аптечные пузырьки, старательно мыли их и за гроши сдавали в аптеку. Это позволяло кое-как сводить концы с концами в студенческие годы. После консерватории я пел в Театре оперы и балета в Свердловске, потом в Донецке и Киеве. И вот теперь — в Большом.

* * *Вспоминаю сегодня лицо Юрия Гуляева, когда он говорил о своем Онегине, — оно как бы светилось изнутри. И не мудрено. Помню, когда я слушала «Онегина» в Большом, то ловила себя на мысли, что Гуляев и Онегин растворились друг в друге. Другого Онегина вообще трудно себе представить. Это была поистине его звездная роль. Блистательно исполнял Юрий Гуляев и партии Валентина в «Фаусте», Елецкого в «Пиковой даме», графа ди Луна в «Трубадуре», Эскамильо в «Кармен», Фрола Скобеева в одноименной опере Хренникова и многие другие.

Певец щедро дарил свой талант слушателям не только в опере, но и в сольных концертах. Классические романсы, русские и украинские народные песни, современные эстрадные произведения в исполнении Юрия Алексеевича Гуляева отличались самобытностью, артистизмом, искренностью и глубоким пониманием музыкальной темы.

Не могу забыть, как удивительно, с какой светлой грустью пел Гуляев романс Чайковского «Средь шумного бала». В его интерпретации рассказ лирического героя звучал не как воспоминание о прошлом, а как юношеская взволнованная исповедь о том, что случилось только что, сейчас. В этой исповеди были и любовь, и тревога, и ожидание счастья.

Помню концерт в Колонном зале. Гуляев пел «Дивные очи», «Степь, да степь кругом». Сердце замирало, мурашки бежали по коже от его голоса. В зале в эти минуты царила особая атмосфера. Кажется, что все это было совсем недавно, а ведь прошло уже более 20 лет. Очевидно, настоящий талант действует магически долгие годы.

Как-то я спросила у Юрия Алексеевича, как он работает над романсами.

– Не за роялем и не за столом, — ответил он. — Где бы я ни находился, что бы ни делал, голова не перестает подсознательно работать над образом героя романса. Для меня главное — не фальшивить в чувствах. Любой концерт для меня — поединок. И когда я побеждаю — это настоящее счастье.* * *

В 1968 году появился музыкально-вокальный цикл песен Александры Пахмутовой на слова Николая Добронравова «Созвездие Гагарина». Песня «Знаете, каким он парнем был» навсегда стала визитной карточкой Гуляева, как и песни «Русское поле», «На безымянной высоте».

– Легко ли переключаться с оперной арии на песни? — спросила я как-то Юрия Алексеевича.

– Песню петь трудно, к ней надо искать особый путь. Я стараюсь петь лирические песни теплым, что ли, тембром, окрашивать звук голоса разговорной интонацией. Выбираю песни, которые побуждают к размышлению, и чтобы их герои были незаурядными, глубоко и сильно чувствующими. Песня — концентрация мысли, чувства, настроения. Я говорю о хороших, настоящих песнях.

Юрий Гуляев и сам сочинял песни. В армии он руководил самодеятельностью, и его коллектив занял с его песней первое место на смотре. В свое время сам маршал Жуков поздравил победителей.

– Это было так давно, — вспоминал потом Юрий Гуляев. — Кстати, мой сын Юра считает, что я могу стать настоящим композитором, если напишу такую песню, как «Пусть всегда будет солнце…»

Не написал, не успел.