Еврейское счастье морского офицера

– Лазарь Львович, расскажите о своем детстве.
– Я родился в далеком 1921 году на станции городка Лохвица Полтавской губернии. Но мои детские годы прошли в другом месте Полтавщины, в Ромнах, куда переехала наша семья. Папа, выходец из бедной еврейской семьи, после революции заведовал небольшим магазином. Хотя за его плечами было всего два класса приходской школы, он много читал, любил рассказы Шолом-Алейхема, Чехова, Льва Толстого. Мама родилась в состоятельной семье владельца спиртзавода и до революции успела окончить гимназию. В нашей семье было четверо детей. Рэбе нас обучал Торе, арифметике, русскому языку. Меня он подготовил так, что я смог поступить сразу во второй класс еврейской школы. По всем предметам учился хорошо, но особенно любил математику. Став постарше, вступил в комсомол и, как и многие еврейские ребята, мечтал стать военным. После 7-го класса пошел в райвоенкомат и подал заявление в Одесское кавалерийское училище. Когда об этом узнал военком, он вызвал к себе моего отца и крепко выругал: «Для чего вашему сыну, еврейскому мальчику-отличнику, конница, лошади? Пусть окончит десятилетку, а дальше видно будет».
В 1938 году я окончил среднюю школу и на поезде отправился в Ленинград поступать в Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф.Э. Дзержинского. Когда приемной комиссии я показал свой двуязычный, отпечатанный на идише и украинском языке «аттестат с золотой каемочкой», меня, выпускника еврейской средней школы, да еще говорящего с сильным местечковым акцентом, приняли без экзаменов в элитную военно-морскую инженерную кузницу страны. Естественно, что тогда я впервые ощутил себя самым счастливым человеком и с усердием принялся осваивать теорию и практику флотского инженера-механика. Летом 1941 года успешно сдал все экзамены за третий курс. Но — началась война. Из училища наш курс выпустили досрочно, присвоив звание младшего инженер-лейтенанта. Меня направили командиром взвода в морскую пехоту, в формирующуюся в сибирском городе Анжеро-Судженске 69-ю морскую стрелковую бригаду, которой командовал известный на флоте своими отвагой и умом капитан 1-го ранга еврей Сергей Борисович Верховский. В конце 1941 года мы оказались на Карельском фронте, где держали оборону южнее города Лодейное Поле. А свой первый бой я принял в апреле 1942 года, когда наша бригада, сломив ожесточенное сопротивление, перешла в контрнаступление, прорвала первую и вторую линии обороны противника, но внезапно попала под кромешный огонь… Потери оказались такими, что в конце боя от бригады осталось лишь 20 процентов личного состава… А из командного состава моего батальона в живых остались только двое: комбат капитан Шевченко и я…
– Значит, вам еще раз улыбнулось еврейское счастье?
– Выходит, так! Горькое, но счастье. Затем наша обескровленная морская бригада участвовала в тяжелых оборонительных боях. Через много лет я увидел в кинофильме «А зори здесь тихие» те же места, где мы с июня 1942-го по март 1944 года держали против финнов оборону у реки Свири.
– Какие отношения у вас складывались с вашими подчиненными?
– В моем взводе воевали матросы-тихоокеанцы и сибиряки с большим жизненным опытом, они были намного старше меня. «Не стесняйся, сынок, — в начале боев говорили они, — командуй, как тебя учили». А мне многому пришлось учиться у них, особенно в устройстве шалашей, землянок. Несмотря на мою молодость, они признавали меня своим командиром, а я, как мог, старался беречь их жизни.
– А что вы можете рассказать про отношения с начальством?
– Комбат и ротный меня уважали. Но с комиссаром батальона, тупым и малообразованным старшим политруком по фамилии Наконечный, отношения были хуже некуда. Однажды в перерыве между боями, вместо того чтобы дать матросам отдохнуть, он стал проводить политзанятие. И понес ахинею. Я ему возразил. А он приказал мне замолчать, затаил на меня злобу. Какие представления на награды и очередное звание ни писали на меня вышестоящие командиры, комиссар Наконечный их не подписывал. А однажды в присутствии офицеров штаба он высказался так: «Я этого жиденка со света сживу…» И это он говорил, зная, что командиром нашей бригады был капитан 1-го ранга Верховский… В штабе знали, что я учился на инженерном факультете, отлично знаю математику, а при вычислениях пользуюсь логарифмической линейкой. И меня перевели командиром взвода управления артиллерийской батареи. Теперь я не только был взводным, но и мог сполна проявить свои математические способности и знания, чтобы точно управлять огнем своей батареи по врагу. И, знаете, это было еще одним еврейским счастьем.
Весной 1944 года в бригаду пришел приказ Верховного главнокомандующего: всех моряков, которые воюют в пехоте, возвратить на флот. И меня направляют в Кронштадт. В должности командира группы движения на подводных лодках К-51, а затем Щ-318 я участвовал во всех боевых походах. Жаль, что самую лучшую песню о подводниках сочинили лишь через полвека после войны. Помните (напевает): «На пирсе тихо в час ночной. Тебе известно лишь одной, когда усталая подлодка из глубины идет домой»… За время безаварийных подводных плаваний Кронштадт дважды торжественно встречал наши подлодки, поздравляя с потоплением немецких кораблей.
После снятия блокады наше училище перевели из эвакуации в Ленинград. В сентябре 1944 года всех бывших курсантов, в том числе и меня, вызвали в альма-матер для продолжения учебы. Жаль, что собрались далеко не все. В 1946 году, после пятилетнего перерыва на войну, я наконец защитил диплом флотского инженера-механика. Это было еще одно мое еврейское счастье.
– Лазарь Львович, понимаю, что во время боев было не до развлечений. Но в Ленинграде вы, молодой, высокий, красивый офицер, наверное, повстречали свою судьбу?
– Да, в городе на Неве я познакомился с Евгенией, красивой девушкой, которая всю блокаду оставалась в Ленинграде и работала школьной учительницей в младших классах. На нашу свадьбу в небольшую комнату, где жили родители невесты, пришли все мои друзья. Время было трудное, голодное. Один из гостей подарил невесте флакон одеколона. А после поздравлений и скромного свадебного застолья оказалось, что этот подарок кто-то выпил. Было весело, шумно, и это было настоящим еврейским счастьем.
После окончания училища я служил командиром боевой части (БЧ-5) на прославленной в боевых походах базе подводных лодок «Полярная звезда» в городе Либаве, потом — в Москве. Но всегда мечтал продолжить военное образование в Ленинградской военно-морской академии. Прибыл туда, и все экзамены сдал на отлично. Однако в списках зачисленных своей фамилии не нашел…
– И почему?
– Мне, непонятливому морскому офицеру, тогда разъяснили, что коммунистическая партия ведет решительную борьбу с врагами народа, «врачами-вредителями» и космополитами, состоящими исключительно из «лиц еврейской национальности», поэтому вам, Лазарю Селектору, путь в нашу академию временно закрыт. Вот тут-то впервые мое еврейское счастье дало сбой. Однако я продолжил служить в учебных заведениях Баку и Горького, где руководил подготовкой офицеров морского флота. 26-летнюю морскую службу я закончил в звании инженер-капитана 3-го ранга. Был награжден боевыми орденами и медалями. А на гражданке применял свой богатый жизненный опыт и инженерные знания в госучреждениях Поволжья.
– Как вы оказались в Америке?
– В 1993 году, после распада Советского Союза, было непонятно, куда пойдет Россия. Активизировались общество «Память» и другие антисемитские организации. Мы с женой, сыном, дочерью и внуками прилетели из Нижнего Новгорода в Детройт. Мне сразу предложили включиться в работу с ветеранами войны и труда из бывшего СССР, избрали заместителем председателя совета Ассоциации евреев — ветеранов Второй мировой войны Большого Детройта. И в том, что более четверти века стараюсь помочь бывшим фронтовикам, партизанам и блокадникам Ленинграда ощутить себя нужными в эмигрантской жизни, надеюсь, тоже есть какая-то частица моего еврейского счастья.