Белла Бельфер: кандалы и наручники

Однажды на прием в ее глазной кабинет пожилой мужчина привел свою старенькую маму. Старушка обратила внимание на фамилию Бельфер и спросила Беллу, не проживала ли ее семья после войны в Клину. После подтверждения задала второй вопрос: не имеет ли доктор отношения к клинской акушерке Евгении Бельфер. «Так это же моя мама», - ответила Белла. Реакция старушки была бурной. «Сын!- закричала она.- Иди сюда, мама этого доктора спасла тебе жизнь. Если бы не она, ты бы не выжил при родах, не появился на свет».

Вот такая встреча через 60 лет, вот такая человеческая благодарная память. Узнав, что Евгения Иосифовна жива, старушка просила Беллу передать маме, что всю свою долгую жизнь помнит ее, подарившую жизнь ее сыну.

Весь срок своего заточения в тюрьме, а тому уже полгода (!), каждый вечер Белла, несмотря на самочувствие, добиралась до тюремного телефона-автомата, вставляла в него вожделенный телекард, чтобы позвонить маме в их тель-авивскую квартиру. И так из вечера в вечер, ровно в 19 час. Бывало в те дни, когда Евгения Иосифовна делилась со мной по телефону воспоминаниями о бегстве от немцев осенью 1941 года (с трехлетней Беллочкой на руках), она вдруг произносила: «Женя, вынуждена прервать наш разговор. Скоро семь, мне должна звонить Беллочка». Каждый вечер она на алихоне «докандыбывала» (ее выражение) до телефона и ждала звонка своей Беллочки. В злополучный день ее падения, в результате которого она получила перелом кости бедра, перед отъездом из дома на машине скорой помощи Евгения Иосифовна умолила соседку Катю остаться в квартире и дождаться звонка Беллы в 19 час.

А произошло вот что. В пять часов вечера 27 августа Катя привела ее домой из подъезда, где она днем «дышала свежим воздухом», и ушла к себе. Как обычно после этого, Евгения Иосифовна закрыла дверь на ключ изнутри и села на стул возле телефона в ожидании ежевечерних звонков. Видимо, она задремала на стуле и потому с него свалилась. Боль была резкой. Счастье, что все это произошло недалеко от телефона, - иначе она бы пролежала в таком состоянии до утра. Превозмогая боль, она дотянулась до телефона и набрала номер только что ушедшей от нее соседки Кати, святой женщины, которая по доброте душевной опекала одинокую Евгению Иосифовну все время после посадки Беллы в тюрьму.

Катя моментально вернулась, но не смогла открыть дверь своим ключом - мешал вставленный изнутри ключ. Позвала еще одну соседку Майю. Потом к ним присоединился сосед, но и он не сумел выбить ключ. Сосед зато сделал нужное - позвонил в полицию, по вызову которой прибыла Служба спасения. Ее сотрудник сумел влезть в окно и открыл дверь изнутри. Евгения Иосифовна лежала на полу с сильными болями, ее подняли санитары службы Маген Давид Адом и доставили в больницу Ихилов.

Когда Белла позвонила и услышала в трубке голос Кати вместо привычного маминого, ей стало страшно, и она закричала: «Мама жива?» Могу представить состояние Беллы всю ночь после Катиного известия. Она все время плакала. Утром, после получения прошения от адвоката, после звонка Марины из Москвы с мольбой разрешить Белле посещение мамы в больнице перед операцией, начальница тюрьмы распорядилась удовлетворить просьбу. За что Белла ей очень благодарна.

Ее отвезли с почетным эскортом - офицер плюс два охранника (террористка же!). Белла, ненавидящая наручники и кандалы по прежнему печальному опыту их ношения, в отчаянии сказала: «Одевайте мне их хоть на голову, я должна побывать у мамы до начала операции». И побывала, хотя и всего на полчаса, пройдя перед этим по коридорам тель-авивской больницы Ихилов во всех доспехах (кандалы, наручники). Уже на подходе к палате попросила снять хотя бы наручники, чтобы, во-первых, иметь возможность маму обнять. А во-вторых, чтобы не напугать маму своим в них видом. Кандалы на ногах дочери Евгения Иосифовна не увидела из-за плохого зрения. Как всегда, Белла кандалами растерла себе ноги. Но что поделаешь - террористка!

Расставаясь с дочерью, в ожидании своей операции, Евгения Иосифовна произнесла: «Держись, Беллочка!» Тогда как держаться предстояло на операционном столе именно ей. Операция прошла под местным наркозом.

Вернусь к разговору о телекардах и поясню, почему они такие «вожделенные». Для Беллы окно в мир не телевизор в камере. Для Беллы глоток воздуха и окно в мир - это необходимые для ее жизни ежедневные разговоры по телефону: с мамой (как она прожила день?) и с изнывающей от тревоги в Москве дочкой Мариной. Это звонки через океан другой страдающей от беспокойства дочке Инне. Это звонки адвокату Михаилу Ирони, который за время изматывающих судебных разборок стал ей родным сыном. Это звонки изредка мне и другим друзьям. Драгоценные минуты в телекардах у Беллы на счету, особо не наговоришься. Ведь в одно посещение для передачи заключенным в женской тюрьме «Неве-Тирца» разрешены только ДВА телекарда (каждый на 120 сихот), купленные там же, в тюремном киоске. А посещение разрешается только раз в две недели. Вот и считайте, и не пробуйте качать права и просить разрешения купить ТРИ телекарда. При всяких просьбах о содержимом передач при посещениях можно схлопотать простую команду: «Лехи hа-байта!».

По-русски буквально: «Иди домой!», а по смыслу: «Не нравится? Убирайся отсюда!»

Вернусь к Евгении Иосифовне. Где брала силы 95-летняя, одинокая в своей квартире, старая женщина - непостижимо. Ее ответы на мои телефонные звонки всегда были ровными и жизнеутверждающими. Никакой жалобной интонации, никаких поисков сочувствия. Щеголяла эрудицией в разных областях знаний - это да, эрудицией и светлой головой поразить она любила. Последний раз она мне рассказывала о Музее Чайковского в Клину. Она так и проговорила своим четким голосом - «Петра Ильича Чайковского». А ее рассуждения о римском или англосаксонском праве! Нет, склероз это не про Евгению Иосифовну. Про нее это - живость ума, человеческая мудрость и доброжелательность в общении. Кстати, когда Беллочка набралась духу сообщить престарелой маме о предстоящем «переезде на местожительство» в тюрьму, она молниеносно отреагировала: «Беллочка, скажи им, пусть меня возьмут вместо тебя. Какая им разница, которая невинная бабушка - ты или я - будет у них сидеть? А мне все равно, где кандыбать в алихоне».

Ее быт держался на 20 часах помощи социальной работницы и на внимании добрых соседок. Да она и неприхотлива. Воду очень любит, это да. Белла за три дня до отправки на отсидку наняла рабочих, чтобы те за приличную сумму быстро заменили ванну на стоячую, которой мама могла бы пользоваться самостоятельно. А я вспоминаю ответ судьи Мудрика на выступления многочисленных друзей Беллы в суде с просьбами о снисходительности при вынесении приговора. Дескать, не выносите суровый вердикт, подсудимая не молода, ведь почти 70 лет, а уж ее маме вообще 95 лет... Мудрик томно процедил: «У нас в стране хорошая социальная служба». Да полноте, к какому истукану обращались Беллины друзья, и была ли у судьи своя мама? Когда же они, выступающие, говорили о высокой квалификации доктора Бельфер, Мудрик так же неспеша процедил: «У нас в стране много своих хороших врачей - офтальмологов».

Как бы не прокидаться, судья Мудрик! Не говорю про Беллу, она в свои 70 лет свое отработала. Говорю о тысячах молодых русскоязычных специалистов, покидающих Израиль именно из-за циничного пренебрежения их профессиональными качествами. Бывая в Канаде у младшей дочери, наблюдаю много семей перспективных умных ребят из Израиля, вынужденных перебраться за достойной работой через океан. К сожалению, таких мудриков много, все они - воплощение зла и недальновидности власть имущих в нашей стране. И трудно «переоценить» тот большой урон имиджу государства Израиль, который принес своим одиозным неадекватным приговором по делу Бельфер вельможный судья Тель-Авивского окружного суда Одед Мудрик, в перспективе член Верховного Суда.

На заседаниях Верховного Суда по делу Бельфер я сподобилась побывать дважды. Расскажу о них. На первом, 20 января 2008, рассматривалась просьба адвоката отложить заключение в тюрьму Изабеллы Бельфер до рассмотрения апелляции на приговор, а именно до 28 апреля 2008. Основание просьбы - угрожающее состояние здоровья осужденной Бельфер, перенесшей летом 2007 первый инсульт. Судья Аяла Прокача спросила, согласна ли Изабелла уговорить дочь Марину с ребенком вернуться в Израиль. Ах, нет? Последовало высокое решение Верховного Суда - в просьбе отказать. Железная логика, напрочь исключающая причину подачи просьбы, - здоровье осужденной. Так на уровне Верховного Суда был подтвержден статус Изабеллы как заложницы. «Ани бат аруба?» - спросила Белла. Так появился в израильском судебном праве прецедент заложничества, почерпнутый, видимо, из практики стран третьего мира.

Через несколько дней после решения Верховного Суда Белла получила второй инсульт и оказалась в больнице Ихилов. Прокуратура была в гневе и досаде (как же, отложилась посадка в тюрьму) и запрашивала диагноз. Под таким надзором отбытие наказания в тюрьме началось очень скоро, через две недели после недолгого лечения. О, гуманнейший израильский суд мудриков, прокач и прокурора Бен-Талила, он же адвокат истца, б.зятя! Кстати, вспоминаю недоумение одного такого же «гуманиста» из пользователей Живого Журнала: «Но ведь Пиночета после инсульта заключили в тюрьму! Почему проволочка с Бельфер?»

И вот второе заседание Верховного Суда по делу Бельфер - 28 апреля 2008. Рассмотрение апелляции на приговор окружного суда. Беллу доставила в суд тюремная охрана. Во время заседания судьи (их было трое) открыто проявляли удивление и явное недоумение неадекватным решением окружного суда, а также фактом, что осуждена по делу вывоза ребенка из страны его матерью ... бабушка. «Не тот человек сидит в тюрьме», - это из их обсуждений. В процессе заседания судьи посоветовали отцу поехать в Москву на свидание с ребенком. Судьи сообщили, что после их обращения в российское посольство в Израиле въезд в Москву для него открыт. Но отец не проявил радости, он явно был расстроен. Более того, он обескураженно закричал с места: «Ани ло ехоль!». Не могу, не хочу... и это отец, декларирующий повсюду свою тоску по ребенку? Непостижимая реакция!

Вынести решение судьям в зале суда, сразу после заседания, воспротивился представитель прокуратуры Бен-Талила, который одновременно является адвокатом истца. И тогда судьи объявили: по требованию прокуратуры решение откладывается не менее, чем на месяц.

Месяц прошел, два месяца миновали, теперь уже четыре. Никто не торопится, да и зачем? Изабелла Бельфер в тюрьме, пусть себе сидит там без всяких решений на апелляцию. Бабушка Евгения одна? Ну так что?

А пока время отсидки в тюрьме идет, истец, все тот же неутомимый б.зять, готовится к новому судебному процессу против б.тещи - о возмещении ему материальных расходов, понесенных им при поисках ребенка 8(восемь) лет назад в Америке. Расходы оценены в 70 тысяч долларов. Зная его напор и способности адвоката Бен-Талила, прощайся, Белла, со своей выплаченной квартирой в Тель-Авиве. Денег на судебные расходы у твоей Марины давно нет, одни долги - уже под сто тысяч долларов. Да и ребенка она тянет в Москве одна, никаких алиментов от отца не было и нет. Были жалкие «всхлипы» при жизни в Израиле, да и то после ее обращений на его службу.

Еще в мае 2008 года Марина Бельфер подтвердила свое согласие на свидание отца с ребенком, прислала ему письмо с приглашением приехать в Москву. Копия письма была направлена в Верховный Суд. Таким образом путь на встречу с ребенком открыт, да и сама Лилах, теперь уже почти 11-летняя девочка, осознает, что раз такая встреча поможет ее любимой бабушке, она согласна увидеться с незнакомым ей отцом.

Но он, отец, не торопится... Зачем? Ярон Ротем, столько раз позировавший на телевидении с фотографией любимой дочки в руках, публично мечтавший о встрече с ней, оказывается, совсем не торопится ее увидеть. Более того, его представитель из прокуратуры передал просьбу (или требование?) в Верховный Суд отложить решение по заседанию от 28 апреля еще на ПОЛГОДА.

Почему? Причина откладывания решения звучит более чем странно: для осуществления поездки Ярона Ротема в Москву. Может быть, Ротему проблематично купить билет в Москву? Может быть, билетов вовсе нет в продаже?

Непостижимо, как можно увязывать решение по рассмотренной Верховным Судом апелляции на приговор, вынесенный окружным тель-авивским судом в конце 2007 года, с прихотью отца - ехать или не ехать в Москву. Но таков факт. На летние каникулы Суд ушел в августе. А до того? Верховный Суд молчал, не отвечал на запросы адвокатов Изабеллы, на запросы депутатов кнесета. Судьям, прокурорам, самому садисту отцу, - всем им, похоже, некуда и незачем торопиться в их издевательствах над двумя бабушками Беллой и Евгенией Иосифовной, над самим законом.

От сумы да от тюрьмы не зарекайся... Это верно. Как верно и то, что неожиданный, порой жестокий и незаслуженный удар судьбы могут выдержать только цельные достойные люди. Таковы героини моего очерка, и нет предела моему восхищению их стойкостью, как и беспредельны мои к ним уважение и любовь.

Во время последнего, вместе с Ириной Барановой, посещения Беллы в тюрьме она сказала нам: «В конце концов мои страдания не напрасны - у внучки Лилах прекратились приступы астмы».

Здоровья всем Бельферам - и малым, и старым!