С ЛЮБОВЬЮ К ЗРИТЕЛЮ

Нынешняя Неделя израильского кино в Москве - уже третья по счету. Ее инициаторы (Союз кинематографистов при поддержке Министерства культуры России, группа компаний «Кинотавр», а также посольство Израиля в России и Фонд израильского кино) выбрали для показа громадный зал в «Мире Кинотавра», рядом со старым цирком. Лишних билетиков не было. В воздухе витало напряженное колкое ожидание: ну-ка, и чем нас тут будут удивлять? Удивить избалованную московскую публику трудно. К ее вниманию - все мировые новинки, все скандалы, ей остается только выбирать, кому отдать пальму первенства: фон Триеру или Озону. Москвичам нравится чувствовать себя искушенными снобами от искусства. Они свысока поглядывают на бурлящие страсти Канн, скептически взирают на «оскаров» и «серебряных медведей» в руках взволнованных победителей. Ни американское, ни европейское лауреатство еще ничего не значит для российского проката. Наш зритель - самый загадочный в мире. Запросто отдавая сердце с деньгами вместе третьесортному боевику, он при этом будет свято убежден, что лучшее в мире кино - родное. Сознание российского киномана зиждется на двух китах: имперской гордости и «золотом каноне» отечественной культуры, очень сильном и содержательном. Страстно любя свое кино, держащееся не на зрительском спросе, а на гении, вдохновении и прочих иррациональных вещах, мы искренне полагаем, что никому, нигде и никогда ничего подобного не снять. Тем более - Израилю, на который в России порой поглядывают, как на союзную республику, по недоразумению «угулявшую» за Синай. В общем, Москва была готова дать израильтянам фору. А она не понадобилась. ...Картина «Сломанные крылья» Нира Бергмана, открывавшая Неделю, получила «Пальмовую ветвь» на американском фестивале «Palm springs» и победила в девяти номинациях на Международном кинофестивале 2002 года в Иерусалиме. На первый взгляд, она кажется бесхитростным римейком многочисленных чешско-польско-югославских фильмов на тему «отцы и дети» двадцатилетней давности. Главная героиня - юная певица Майя - отчаянно рвется к взрослой жизни, но ей мешают одинокая, вечно занятая мама, спятивший братец, двое малышей, постоянно крутящихся под ногами, а также папа, покойный, но постоянно напоминающий о себе тяжелым чувством вины, совершенно невыносимым для хрупких девичьих плеч. Первые четверть часа зрителя грызет унылое раздражение: ему кажется, что он перепутал сеанс и попал на просмотр чьей-то дебютной работы. Где-то на семнадцатой минуте, слегка ошалев от долгих проходов, нервных жестов и сложных жизненных коллизий семейства Ульман, он начинает беспокойно ерзать в кресле. В самом деле, сколько можно орать друг на друга? Родные ведь люди, неужели нельзя договориться?! Еще минут через пять чувство всеобщего непонимания, заброшенности и надвигающейся беды захлестывает зрителя с головой, и остальные шестьдесят пять минут он отчаянно молится, чтобы ничего плохого не случилось и все бы хорошо закончилось. Наступает полное и неразрывное слияние зрительской реальности с действием на экране. Лично я подобной остроты сопереживания не испытывала с детства. И сами герои «Сломанных крыльев», и их конфликт, и драматическая развязка - все это настолько типично, что возникает ощущение «скрытой камеры», риэлити-шоу. Этот сильный прием Бергман использует на все сто, удерживаясь от соблазна вписать в простую в общем-то историю некий философский подтекст, которым в Европе, да и в Голливуде принято сдабривать практически все, от мультиков до хоррора. На фоне повального морализаторства, когда даже покемоны того гляди начнут вещать о борьбе Добра со Злом, израильский фильм выглядит трогательно, свежо, неназойливо, то есть именно так, как положено милому, доброму семейному кино, снятому с юмором и любовью. Как положено, в конце всех ожидает хэппи-энд. Майя с мамой снова счастливы, зрители тоже, и омрачить эту идиллию не в силах даже претенциозное название картины, которое к финалу, слава Б-гу, просто забывается. Фильм «Было или не было», снятый Линой и Славой Чаплин, москвичи ждали. Предполагалось, что он станет гвоздем программы, продолжением триумфальных гастролей «Гешера». Это было бы естественно, поскольку в основу фильма положена русская театральная история - роман габимовской примы Ханны Ровиной (Евгения Додина) и молодого поэта Александра Пэнна (Цак Беркман), разворачивающаяся на Земле обетованной. Однако режиссеры, похоже, забыли, что цель кино - не рассказывать, а показывать, причем правдоподобно, если уж речь идет о прошлом. Вот с ним-то как раз накладочка вышла. Любой мало-мальски исторический сюжет требует массовки - соответственно времени одетой, двигающейся, говорящей, поющей. Именно эти штрихи, детали, с ходу наложенные густые мазки создают в картине фон эпохи, а заодно съедают половину бюджета. Чаплины попытались уйти от массовки, заменив ее диалогами, и потерпели фиаско, потому что обилие текста, присущее театру, в кино выглядит совершенно беспомощно. Не менее печально смотрится и «рашен экзотика» в переводе на иврит, ради которой героям постоянно приходится пить, курить и сквернословить. С последним, кстати, особых проблем не возникает - несколько непечатных слов, которыми русские поэты обычно выражают страсть и отчаяние, даются израильтянину Беркману легко и непринужденно. С более длинными кусками на русском дело обстоит похуже. Впрочем, необузданная чувственная сила его героя, скульптурная пластика каждого жеста способна обезоружить любую критику. Беркман так убедителен в роли любовника, что ему можно простить все, даже чудовищную вампуку с распеванием цыганских романсов. (Интересно, неужели во всем Израиле не нашлось сносной фонограммы?) В целом лав стори, так взволновавшая тель-авивский бомонд тридцатых годов, предстает в картине Чаплиных откровенным перифразом другой нашумевшей любви - Есенина и Айседоры Дункан. Параллель настолько явная, что в конце невольно ждешь чего-нибудь экстравагантного, вроде рокового шарфа или веревки в «Англетере». Ан нет, все обходится вполне бескровно и даже счастливо: прима рожает, повеса женится - правда, на другой. Тем не менее жалеть о потерянном времени зрителю не приходится: все недостатки фильма меркнут в великолепной игре Евгении Додиной. Ну, так на то она и звезда... Самым ярким впечатлением Недели стала, бесспорно, другая картина тех же режиссеров - «Труба в долине», завоевавшая Гран-при на фестивале «Лики любви» 2001 года. Это живая, яркая, динамичная израильская история. При всей своей драматичности она разворачивается в комедийном, почти «мыльном» ключе. Чаплиным удалось поведать трагедию современных Ромео и Джульетты, счастливо избежав и пафоса, и социально-злободневных обобщений - всего того, что, как правило, губит фильмы с монументальным классическим подтекстом. Умелое сочетание легкости и серьезности, точность расставленных акцентов в сочетании со зрелищностью придают картине трепетное очарование еврейской притчи, мудрой и глубокой. ...Израильское кино молодо, как и само государство. В нынешней ситуации ему не приходится надеяться на золотые потоки, и это позволяет смело задействовать все остальные ресурсы, среди которых и профессионализм, и креативность, и подлинное актерское мастерство. По-восточному прямолинейное, очень искреннее, немного сентиментальное, современное израильское кино обладает одной уникальной чертой, безнадежно утраченной в западном мире, - любовью к зрителю. Полагаю, взаимной.