Незабываемые встречи с Евтушенко

Большой зал синагоги, расположенной в городке Оук Парк, где наиболее компактно проживает еврейское население Мичигана, был полон задолго до появления поэта. Евгений Александрович стремительной походкой взлетел на трибуну. Свое выступление начал словами глубокой озабоченности о сегодняшнем состоянии России, русской культуры и поэзии. С болью в сердце он говорил о том, что многие молодые россияне (и американцы) не знают отечественной литературы, философии, живописи, музыки. Затем Евгений Александрович поделился рассказом о своей жизни в Америке. Более десяти лет он, профессор кафедры славистики университета в Оклахоме, читает лекции студентам по истории русской поэзии и трудится над созданием Антологии русской поэзии.

— Я горжусь тем, — сказал он, — что вношу свою скромную лепту в улучшение взаимопонимания американцев и россиян, что студенты, которых я учу, полюбили русскую поэзию, ежегодно прилетают в Москву на мои творческие вечера в Политехническом музее. Многие в корне изменили свое отношение к нашей многострадальной родине — России.

…Букетами весенних цветов и горячими аплодисментами слушатели благодарили поэта за интересный вечер, а он дарил им автографы на своих новых книгах.

Поздним вечером в неформальной обстановке в кругу друзей мне удалось поговорить с дорогим гостем и вспомнить о наших давних встречах в Грузии:

— Евгений Александрович, где-то в конце 1960-х годов я впервые увидел вас, тогда уже популярного в народе, но опального у властей поэта, в Тбилиси, в редакции окружной военной газеты «Ленинское знамя», с которой я, капитан Советской армии, активно сотрудничал. От друзей-журналистов узнал, что Евтушенко будет служить в «Ленинском знамени» солдатом. Через много лет в своей автобиографической книге «Волчий билет» вы написали, что тогда в наказание за «демобилизующую народ» песню «Хотят ли русские войны?» Главное политуправление армии и флота призвало «непослушного» поэта в армию и отправило солдатом в Закавказский военный округ.

— Да, это было так. Но прибыв солдатом в газету, я попал не в казарму. Меня взял к себе на службу главный редактор, человек редкой души и порядочности, полковник Головастиков. Ему я посвятил свою поэму «Пушкинский перевал», которая тут же была опубликована в газете, приведя в ужас «главпуровцев» и работников Гослита:

В Париже пишут, будто на Кавказ

Я сослан в наказание, как Пушкин.

Я только улыбаюсь: «Эх, трепушки, —

Желаю вам, чтоб так сослали вас!»

И Евгений Евтушенко продолжил:

— Кадровый офицер, порядочный, смелый и талантливый журналист и редактор М. Головастиков с большим риском для своей карьеры защитил меня, «опаснейшего поэта», и провез на своем армейском газике по горным дорогам, серпантинам и кручам Грузии и Армении. Вопреки предупреждениям генералов из Москвы, он организовывал мои творческие вечера в гарнизонных Домах офицеров и солдатских клубах отдаленных горных гарнизонов, где меня встречали восторженными овациями и цветами молодые офицеры, их жены и дети, студенты и солдаты. Они воспринимали каждое мое стихотворение, как глоток свежего воздуха в душной атмосфере брежневского «застоя».

Но генералы Главпура не простили редактору окружной военной газеты такую «вольность». Убеленного сединами заслуженного офицера срочно вызвали в Москву, объявили по партийной линии «строгий выговор с занесением», а вскоре досрочно уволили из армии.

— Я бесконечно благодарен этому человеку, — сказал Евгений Александрович о редакторе газеты, где он в далекие годы служил солдатом. — По мере возможности встречался и поддерживал добрые отношения с ним и его семьей в Москве, где он жил на пенсии. Лишь здесь, в Америке, узнал, что Головастиков умер. Но добрая память о нем останется у меня навсегда.

Затем наш разговор зашел о Грузии, ее народе и поэзии.

О Грузия, нам слезы вытирая,

Ты — русской Музы колыбель вторая.

О Грузии забыв неосторожно,

В России быть поэтом невозможно.

Так писал о Грузии поэт Евгений Евтушенко.

— Я исколесил многие страны мира, — подхватил эту тему Евгений Александрович. — Но везде с восхищением вспоминаю Грузию, ее культуру и поэзию. Надеюсь, что мои переводы стихов Ильи Чавчавадзе, Важа Пшавела, Галактиона Табидзе, а также многих современных грузинских поэтов помогли открыть русскоязычному читателю богатый духовный мир грузинской поэзии.

— Евгений Александрович, вы раньше часто приезжали в Грузию, подолгу там жили в небольшом дачном домике вблизи Сухуми. Бываете ли вы сейчас в непризнанной, многострадальной Абхазии и независимой Грузии?

— Да, там осталось у меня много верных друзей — поэтов и писателей. К сожалению, некоторых уже нет. Одни погибли в бессмысленной войне грузин против абхазов, другие от нищеты и невзгод. Националистический угар, порожденный в конце 1980-х годов грузинским президентом Звиадом Гамсахурдиа, на десятки лет расколол целостность этой прекрасной страны, породил разруху и нищету. Кому-то нужно было разграбить и сжечь и мой домик. Теперь и приезжать некуда. Все это очень печально. Не берусь предсказывать, к чему приведут действия руководства этой разорванной на части страны...

Прощаясь, я попросил гостя оставить автограф на его книге стихов о Грузии «Тяжелее земли», которую он подарил мне много лет назад во время нашего знакомства. Он бережно взял в руки эту ставшую раритетом книгу, когда-то изданную в Тбилиси издательством «Мерани», погладил обложку и подписал: «Исааку от старого друга на память о встречах в Грузии».

Такие встречи не забываются!..

Фото автора