ИЗ АМЕРИКИ – ЗА ЛЮБОВЬЮ

— Игорь, когда вы последний раз с женой были вдвоем в ресторане?

— Позавчера.

— С сыном, предположим-м… на хоккее?

— Вчера.

— Я почему-то думал, эти вопросы вызовут у вас затруднения. Просто посмотрел на ваш гастрольный график…

— Нет, ну с сыном мы действительно видимся довольно редко — дело в том, что он учится в Англии. Но когда Данила приезжает домой на каникулы, почти каждый день мы куда-то вместе ходим. Вчера, допустим, ходили ужинать, а потом я играл в хоккей, а они с Оксаной, моей женой, смотрели. А позавчера были в театре...

— Вот есть воскресные отцы, а вы, получается, отец каникулярный?

— Сейчас да.

— В связи с учебой сына гастрольные поездки в Англию не участились?

— Да нет, у меня гастроли по всему миру, и в Англии тоже. Не так давно, кстати, мы ездили в Лондон, но были там всего полтора дня, и я никак не успевал съездить к сыну. К сожалению…

— Как ему там без вас, вам без него?..

— Я думаю, ничего страшного нет, все в порядке — Данила самостоятельный ребенок, ему 12 лет. Тем более, родителей он видит, мы стараемся его воспитывать более-менее прилично, звоним периодически, переписываемся. Он не страдает, по-моему, от отсутствия материнской или семейной ласки. А в будущем, мне кажется, ему это пригодится — чем раньше станет самостоятельным, тем лучше.

— По себе судите?

— Я стал самостоятельным очень рано. В 6-7 лет совершенно спокойно один ездил в бассейн, в 10 стал ездить на хоккей, занимался в спортивной школе СКА...

— В хоккей играют настоящие мужчины, но не самые примерные ученики. Школу из-за тренировок пропускали?

— Было такое. Но учеба мне давалась легко, поэтому это было не так страшно. Родители больше ругали меня за хулиганства разные: мог нахамить во дворе, подраться…

— А могли ступить на скользкую дорожку? Не лед в данном случае имею в виду?

— Да, были компании всякие нехорошие, друзья-наркоманы. Что говорить, если в моем только подъезде две девушки и три парня моего возраста сидели за распространение наркотиков!

— Сами, извините, не пробовали?

— Могу сказать, что один раз в то время я попробовал марихуану, одну затяжку сделал. После чего поехал на хоккейный матч и бегал как умалишенный. Так смешно — я сказал тренеру, что под допингом… То есть, такой эпизод был. Но я видел, как людям становилось плохо от наркотиков, как они страдали…

— Родители у вас строгие были?

— В меру. Были нормальные хорошие родители. И есть. Но, во-первых, мои родители разошлись, когда мне было 16 лет.

— Тяжело вам дался их развод?

— Конечно, мне было не очень приятно, что у отца появилась другая женщина… Но, знаете, у меня родители достаточно умные, они сумели не подорвать к себе уважения, не говорили: я хороший, он плохой. Они оба хорошие, но так получилось… Просто родители оказались настолько разными и неподходящими друг другу людьми, что какое-то время прожили счастливо вместе, а потом решили счастливо жить не вместе, вот и все. Мои родители до сих пор друг о друге беспокоятся, перезваниваются, у них замечательные отношения.

— 16 лет — возраст уже серьезный, вы сами решали, с кем останетесь?

— Мы остались с отцом: я и брат…

— Даже так! Но у отца же появилась другая женщина…

— Не в этом дело… Я даже не знаю, может, из-за того, что отец был музыкант, он был инициатором многих моих увлечений. Он привил мне любовь не только к музыке — ко всему: к настольному теннису, к хоккею.

— Ее не обидело это ваше решение?

— Нет-нет, она сама сказала: оставайтесь с отцом.

— Давайте тогда о другом выборе, если такой вообще имел место. О выборе между клюшкой и саксофоном.

— Лет 16. Я перешел из СКА в команду низшей лиги: там были совершенно другие задачи, мы меньше тренировались. В самом начале нового сезона, помню, я просто не пришел на первые две тренировки, и мне позвонил тренер: «Ты будешь ходить или не будешь?» Вот тогда я понял, что надо решать: либо там, либо там. А я очень любил джаз…

— Алексей Ковалев, наш прославленный хоккеист, — пример обратный: в хоккее он профессионал, на саксофоне — большой любитель.

— Ну, его хоккейный талант с моим сравнивать нет смысла. Достичь мог, конечно, каких-то высот, но это надо было прилагать такие усилия, так себя заставить, так все бросить и отрешиться!.. И то — никаких гарантий. А музыка меня захватила с головой, к тому же стало получаться: мы начали какие-то концерты давать, жизнь пошла какая-то интереснейшая…

— Зря, значит, говорят, что серьезные музыканты — это всегда загубленная юность?

— У меня отличная была юность, я очень много занимался, в день по 8-9 часов: репетиции, концерты…

— В то время как ровесники бегали на танцульки, встречались, влюблялись, расставались…

— Я тоже встречался, у нас в музыкальном училище были девушки. Танцы меня не привлекали особо, — пару раз сходил, но ничего интересного для себя там не обнаружил. На лавочках сидеть, бренчать на гитаре — это вообще мне не нравилось. Понимаете, у меня были старшие друзья, взрослые друзья — тогда мне казалось, что 26 лет — это старик практически, а уж 30 — просто восставший из ада. Мы постоянно говорили о музыке.

— Многие спустя годы с удовольствием вспоминают о своих бесшабашных романтических приключениях. Не думаете, что чего-то в жизни упустили?

— Да нет, мне тоже есть, что вспомнить. Например, про то, как однажды я напился перед очередным джем-сейшном, который проходил на теплоходе. Я очень боялся там выступать, думал, что плохо сыграю. Решил выпить. Ну и… меня качало вместе с теплоходом. С тех пор перед выступлением я себе лишнего не позволяю. А у кого-то, знаете, как ритуал некий — выпить полтинничек коньяка перед выходом на сцену, убрать некий мандраж что ли. Я это не осуждаю, но и не приветствую.

— Как же теперь справляетесь с мандражом? Или он был, да весь вышел?

— Не похож, да?

— Да, но фамилия-то выдает.

— Почему, некоторые думают, что я немец.

— А я в таком случае — засекреченный француз.

— Вы понимаете, к евреям особое отношение во всем мире. Есть те, кто любит евреев, есть те, кто евреев ненавидит. И то, и другое для меня является неким предметом гордости. То, что я принадлежу к такой нации, которая настолько противоречива. С другой стороны, я вообще не могу сказать, что какая-то нация лучше, чем другая, что евреи, допустим, лучше, чем китайцы, или наоборот.

— Существует стандартный ответ, что в любой нации есть хорошие и плохие люди. Это хотите сказать?

— Это самое банальное предположение. Но вот многие говорят, что негры, к примеру, лучше, чем белые, играют джаз, что это естественно для их природы. Тогда у меня возникает сразу вопрос: почему африканские негры не играют джаз вообще? Или в баскетбол, как говорят, лучше всех играют негры. Почему американские баскетболисты не стали чемпионами мира и Олимпийских игр, проигрывали аргентинцам, где одни белые? А с другой стороны — разве только русские или евреи могут играть в шахматы? Это тоже неправильно. Индийский шахматист всех обыгрывает, венгерский шахматист всех обыгрывает…

— Для вас, наверное, самое принципиальное — это утверждение, что негры — лучшие джазмены?

— Меня все это раздражает. Просто есть великие спортсмены, талантливые люди. А нация тут не при чем.

— Но я так и не успел спросить, кем вы себя ощущаете?

— Я себя ощущаю Игорем Бутманом. Да, папа у меня еврей. Но я гражданин России. Я болею за российскую сборную, горжусь своими родителями, горжусь своими соотечественниками…

— Это замечательно. Зачем же тогда было в Штаты уезжать?

— Да, я патриот. Но я не такой патриот, чтобы сидеть дома в закрытом помещении и делать то, что мне говорят, может, и соотечественники, но не самые уважаемые для меня люди. То, что в свое время у нас в стране творилось, — мне категорически не нравилось. То, что убивали соотечественников, — больше даже, чем пострадало в Великой Отечественной войне, — это ужасно…

— Имеете в виду 1937-й год?

— Я имею в виду и 1937-й год, и 1918-й, и 1972-й, и 1991-й. Наша русская версия коммунизма меня совершенно не устраивала, и это одна из причин. Другая — мне не нравилось, когда мне кто-то говорил, что я не могу ехать в Германию, не могу ехать в Штаты. Почему?! Почему немец может ездить, куда он хочет, а я не могу ездить никуда?

— Но есть и третья причина — вы женились на американке.

— Это не причина, это следствие.

— Вы для того и женились, чтобы уехать?

— Да.

— Получается, у вас был фиктивный брак?

— Брак был не фиктивный. Но одной, скажем так, из прелестей моей жены было то, что она американка.

— И это перекрыло все ее недостатки?

— Ну, не все, конечно, но многие недостатки Айлин меркли именно из-за того, что она американка.

— А где вы познакомились?

— Она в Ленинграде училась русскому языку, а познакомились мы на джазовом концерте Германа Лукьянова. Это было в 1980-м году. Поженились мы только в 1986-м. А уехал я в 1987-м.

— Американка в то время — как девушка с другой планеты. Чем она вам приглянулась, теперь понятно. Что в вас она нашла?

— Вообще, на самом деле, ей тогда нравился другой человек. Мы познакомились большой компанией, после концерта договорились встретиться у Александринского столпа. Но я пришел, а тот парень — нет. Видно, ему была не важна Америка. А мы с Айлин стали встречаться, как-то я пригласил ее на свой концерт. В общем, так и поженились. Но опять-таки в основном потому, что у меня было огромное желание уехать.

— Для того, чтобы играть там в ресторанах? И это после знаменитого оркестра Лундстрема!

— Ну, оркестр Лундстрема, по правде говоря, в моей биографии занимает не самое значительное место, самые главные для меня были оркестры Давида Голощекина и Николая Левиновского. С Голощекиным мы играли традиционный джаз, в оркестре Левиновского — более современный, фьюжн. Это были ключевые ансамбли, настоящие — по духу, по джазу, по всему. А оркестр Лундстрема — хоть и официально признанный и знаменитый, но там я проработал всего год.

— Ну, скажите, чем отличается брак с американкой от брака с русской?

— Да вы знаете, честно говоря, женщины везде одинаковые.

— Менталитет же разный.

— Да нет, все хотят хорошего отношения к себе, все хотят ласки, заботы. Наш брак с Айлин получился достаточно скоротечным, мы прожили всего два с половиной года. Думаю, наши отношения просто исчерпали себя: что-то во мне изменилось, я повзрослел; с чем-то она, наверное, не смогла смириться. Мы даже ходили к психологу, пытались как-то наладить наши отношения. Но ничего не получилось.

— Ваша нынешняя супруга Оксана — бывшая модель. Давайте разобьем еще один стереотип, будто модели — профессиональные охотницы за богатыми женихами.

— А может, наоборот — богатые женихи ищут моделей? Модели, они же в первую очередь красивые девушки. Где ты можешь найти красивую девушку, если ты состоятельный человек и пытаешься отыскать свою половину? Вот и женятся на моделях…

— Оксана на сколько вас моложе?

— На десять лет.

— А на сколько выше?

— Сейчас скажу… На шесть сантиметров.

— Плюс каблуки…

— Да, плюс каблуки. Но это ничего, у меня в школе девушка, за которой я ухаживал с пятого класса, была метр восемьдесят пять, — еще выше, чем Оксана. Так что модель — это не главное, мне просто нравятся высокие девушки…