Коллекция личностей

Как это было
С детства шахматы, фото и, конечно, футбол разрывали меня на части. Театр затронул меня, к счастью, только спустя пять лет. Произойди это раньше — совсем было бы мне не сдобровать.
Родители требовали пятерки, в крайнем случае, твердые четверки. Но, понятное дело, ни на футбольном поле, ни за шахматной доской, ни тем более в темноте фотолаборатории (это теперь в моде «цифра», которой дневной свет не страшен) — в учебник не заглянешь. Крутился, как мог. Во время тренировок, чтобы не терять времени, снимал то футбол (снимок № 1), то шахматы (снимок № 2). А в седьмом классе Сима Абрамовна Ворошильская, учительница французского языка, решила поставить в нашем классе «Скупой», пьесу Жан Батиста Поклена де Мольера, и, конечно, на французском языке. Мне, как принято было говорить когда-то во МХАТе, поручили роль Кучера, который в доме Гарпагона, т. е. Скупого, служил еще и Поваром. Вот и началось…Теперь появился еще и театр.
В 1978 году театр победил. Не окончательно, не безоговорочно, но победил.
В шахматы играл очень редко, проигрывать не хотелось, а выигрывать не получалось. Еще меньше играл в футбол, оправдываясь травмой колена. Но с фотоаппаратом я не расставался. Камеры менялись, появлялись какие-то новые объективы. Я продолжал снимать. Еще в 1971 году послал свои работы на конкурс во ВГИК, на операторский факультет, но профессор Гальперин (имя и отчество не пишу не из пренебрежения, — просто не помню) к экзаменам меня не допустил. В этом случае было бы странно говорить об антисемитизме, потому что профессор Б.Е. Захава, к тому же лауреат Государственной премии, не только допустил меня к экзаменам, но и принял в Высшее театральное училище им. Б.В. Щукина. Вот в 1978 году его-то я и окончил.
Фотографировать продолжал урывками, чертыхаясь, когда пропадали навыки, но, как принято говорить, «снимал». У меня появился даже целый «парк» фотоаппаратов. Среди них — «немцы», «японцы»…
Последние годы фотографирую много и жадно, как в детстве. Это не следствие охлаждения к театру. Театр люблю по-прежнему. (Даже несмотря на его жестокий кризис; очень хочется верить, что его, а не мой.)
Просто сегодня появилась потребность выразить себя без посредников. Есть фотоаппарат, в нем видоискатель, — а передо мной вся жизнь.
Недавно, разбирая фотоархив, обратил внимание, что за долгие годы в нем накопилась большая «Коллекция личностей» (идея названия принадлежит Ю.Б. Бореву). В ней представлены люди разных профессий, многие из них широко известны. А те, что известны меньше, — убежден, — достойны быть в этой «Коллекции».
Всех их роднит одно непременное качество — талант.
Это портреты людей, с которыми сталкивала меня жизнь. И было бы несправедливо не признать, что каждое такое столкновение, безусловно, меня обогащало.
Журнал «Алеф» принял мое предложение публиковать на своих страницах эти портреты, за что я приношу свою искреннюю благодарность.
Александр Ешанов,  режиссер театра «Эрмитаж»

Коллекция личностей
Мимолетность

Об Александре Борисовиче Рошале я мог бы написать очень много, все же мы были знакомы больше сорока лет. Мы никогда не были друзьями в общепринятом смысле этого понятия. Регулярно виделись на крупных шахматных турнирах, сотрудничали в изданиях, где он работал. К этому мы еще вернемся, но в последние годы виделись постоянно, вместе делали телевизионную передачу «Шахматные сюжеты» (в компании с нашим общим товарищем и моим другом детства, известным спортивным комментатором Николаем Поповым). Вообще, какая-то незримая нить между нами существовала всегда.
Но обстоятельства диктуют свои условия — надо быть предельно кратким. По этой причине коснусь здесь только одной его черты, черты, которая делает его достойным быть героем не только «Коллекции личностей», но и любых иных знаков и отличий, коими он и был отмечен. Как-то в беседе я поделился с Аликом мыслью, почерпнутой из Аполлинера: «Я знаю, что поэзия необходима, но не знаю для чего» (пер. Марии Брусовани), и спросил его: «Ты не находишь, что это высказывание отчасти применимо и к шахматам?!»
Он вяло посмотрел на меня с укоризной, как смотрит учитель на нерадивого ученика, и после паузы сказал: «Передай Аполлинеру, что я знаю твердо, зачем мне нужны шахматы».
Несколько лет назад в интервью для журнала «Алеф» А. Рошаль признался, что всем, что у него есть в жизни, он обязан шахматам.
Возможно, именно поэтому он до последнего мгновения жизни платил шахматам бесконечной любовью. Он жил этой игрой 24 часа в сутки. Он был одержим работой в журнале «64». Издание он сохранил в период тотальной разрухи журнальных шахматных изданий.
Мы познакомились в 1964 году в Риге, где проводился крупнейший шахматный турнир для юношей со всего СССР. Я — «зеленый», 18-летний перворазрядник из Молдавии, он — 28-летний заслуженный тренер России (чем всегда очень гордился), тренер сборной Москвы, в которой играл будущий победитель этого, как сейчас говорят, супертурнира.
Увидеть мою беспомощность в борьбе с титанами тех лет было несложно, но долгие годы для меня оставалось загадкой, почему это вдруг знаменитый А.Б. Рошаль протянул мне руку помощи, давая тонкие советы и анализируя мои позиции.
Спустя много лет я спросил его об этом. Он чуточку прищурил левый глаз и с присущей ему лукавостью ответил: «Боялся, что эти «гангстеры» убьют в тебе любовь к шахматам».
Я подумал, как глубоко он был прав. После полученных в Риге ударов, где для дебютанта мне удалось выступить не так уж и плохо, я в серьезных турнирах больше не играл. Разве что за сборную Ленинградского института авиационного приборостроения (ЛИАП), куда я перебрался сразу после рижских баталий. А после окончания института в турнирах и вовсе играть перестал…
И еще я подумал, что, возможно, он боялся не только за меня, — еще и за шахматы.
Ведь они могли потерять одного своего «солдата»…Хоть и «солдата», но все же…
Скорее всего, этот «красивый ход» мне просто почудился, но так могло быть!
Потому что Алик очень любил шахматы и все, что их касалось, ему было не безразлично.

P.S. В журнале «64» за ноябрь 1970 года ( № 45) А. Рошаль, будучи ответственным секретарем издания, напечатал первую фотографию, подписанную моей фамилией. Она стояла под портретом Бориса Спасского, сделанного во время первой партии его матча с Тиграном Петросяном за звание чемпиона мира в 1969 году. Фотография называлась: «Чемпион ожидает».