«С ГЕНРИХОМ САПГИРОМ В МУЛЕН-РУЖЕ…»

Константин Кедров в детстве играл гнома О Константине Кедрове я узнала, как ни странно, не из его многочисленных, но малодоступных трудов, а от очень хорошо информированного журналиста, связанного с русским зарубежьем. Он сообщил мне, что поэт, первооткрыватель метаметафоры и метакода в поэзии Константин Кедров был номинирован на Нобелевской премии по литературе (лауреатом Нобелевской премии в области литературы стал гражданин ЮАР Джон Кутзее. - Ред.). Я отправилась к первоисточнику, живущему в Доме будущего, построенному в 1913 году архитектором Нирензее в самой высокой точке центра Москвы. …А где же еще жить номинанту Нобелевской премии, как не в Доме будущего? - Константин Александрович, как вы отнеслись к тому, что все телеканалы и радиостанции сообщили о вашей Нобелевской номинации в этом году? - В прошлый раз выдвигался Милорад Павич. Приятно оказаться в таком соседстве. Хотя премии приходят и уходят, а поэзия остается. - Расскажите о своих еврейских корнях. - Мой папа Александр Лазаревич был замечательным актером и режиссером. Его отец, мой дед, чтобы преодолеть черту оседлости, уехал в Берлин и там получил высшее образование. Вернувшись в Россию, стал знаменитым хирургом. По семейному преданию, он в Томске или в Тобольске спас жизнь Григорию Распутину, когда его пырнула ножом фанатичная монашка. Отец мой в годы революции вступил в Бунд – еврейскую молодежную организацию, а потом стал актером и режиссером. Его спектакли были удивительны и прекрасны. Но в стране уже возрождался антисемитизм, и ходу беспартийному еврею не давали. - Кто вам близок из современных еврейских поэтов? - Не просто близок, а самым близким моим другом был на протяжении десятилетия Генрих Сапгир. Он написал обо мне замечательную статью. Мы вместе выступали в Париже: С Генрихом Сапгиром в Мулен-Руже Пили из горла у горла лужи. Это был 91-й год. После выступления на Монпарнасе мы вышли из театра, и Генрих купил маленькую бутылочку коньяка. В Москве в то время не только спиртного, но и вообще ничего не было. Только поднес Генрих бутылку к губам, как теплый апрельский вечер превратился в лютую стужу – задул морской ветер, полил дождь. А красная мельница Мулен-Ружа вращалась над нашими головами. Пять лет спустя Генрих пришел ко мне в «Известия» и сказал: «Пойдем вниз, там есть маленькие бутылочки, в кафе на улице, возле редакции». Стоял такой же теплый апрельский день. Только Генрих поднес бутылочку к губам, как стало темно и холодно, как тогда в Париже. Неважно, что делает поэт – пишет стихи, выступает или сидит в кафе. Он воздействует на мир просто своим присутствием. И я твердо верю, что это присутствие Генриха Сапгира, теперь уже незримое, спасает меня от многих неприятностей. И эта номинация тоже с ним связана, ведь он также был номинантом этой замечательной премии.