Чистые духом

Архивы, содержащие сведения о «контрреволюционной деятельности» религиозных групп, лишь сейчас стали доступны для официального исследования, однако факты, интересующие историков и публицистов, просочились сквозь стены госучреждений много лет назад. Сегодня всем известно, какую роль сыграли небольшие идейные кружки в крушении тоталитаризма. Еще живы участники подпольных миньянов – в еврейской периодике регулярно попадаются их рассказы о нелегальных седерах, свадьбах и бармицвах, устраивавшихся чуть ли не под носом у бдительного советского начальства. Из всего этого можно было бы сделать захватывающий, почти детективный сериал, но Никулин обращается к иной теме, которую не принято обсуждать на страницах газет. Вопреки ожиданиям, основная интрига дилогии строится не на борьбе с коммунистическим режимом. Перед зрителем разворачивается история противостояния евреев и… евреев.

И в еврейском мире, и за его пределами бытует мнение, что избранному народу могут противостоять лишь внешние враги – филистимляне, инквизиция, гитлеровцы, арабы. Даниил Никулин рискнул поставить привычную национальную монолитность под сомнение. Выносить сор из избы – занятие неблагодарное, но подчас жизненно необходимое, иначе истины не добиться.

Итак, Россия, 30-е годы. Во всех уголках страны трудятся посланники Любавичского Ребе, принесшие клятву верности. Ими стали 10 учеников ешивы «Томхей Тмимим» (дословно – «Поддерживающие цельных»), основанной еще отцом, пятым Любавичским Ребе Шоломом Дов-Бером Шнеерсоном. Этим людям удалось сделать невозможное – вдохнуть жизнь в общину, оскудевшую после беспредела предыдущих страшных лет. Открываются миквы, синагоги, хедеры, доставляется материальная помощь из-за рубежа. В государстве, объявившем официальной и единственной религией атеизм, начинается настоящий расцвет еврейства. Как сумели «Чистые духом» добиться такого подъема? В фильме об этом не говорится напрямую, но можно догадаться, что ими была проделана колоссальная работа на местах, в среде ответственных партийцев и красных комиссаров, чьи души еще не утратили способности откликаться на тихие звуки родной речи. Ренессанс продолжался до тех пор, пока против Ребе не ополчились члены Евсекции – организации, ответственной за скорейшую ассимиляцию евреев в СССР. Среди материалов следствия, озвученных в фильме, страшнее всего протоколы, сохранившие имена осведомителей и палачей: Ривкин, Нахмансон, Каплер, Лулов. Самый неотвратимый удар – удар в спину. Как во времена пророков, праведники пострадали от рук соплеменников. Хотя режиссер не акцентирует внимание на «евсеках» – на первом плане у него герои, а не предатели, – документы красноречиво свидетельствуют сами за себя. Судя по ним, «евсеки» были искренне уверены, что действуют во благо своему народу – и это, пожалуй, самое печальное в той давней истории.

Закономерно, что на фоне «Чистых духом» второстепенные лица меркнут. Однако есть среди них те, о ком хотелось бы рассказать подробнее, например, Екатерина Павловна Пешкова. Она внесла весомый вклад в освобождение Ребе. По фамилии нетрудно догадаться, что она родственница «буревестника революции» (первая жена – прим. авт.), но все остальные приметы остаются за кадром. Меж тем Пешкову по праву считают первым советским правозащитником. Думаю, несколько слов о ней были бы в фильме уместны, так же, как и более подробные сведения о Хае-Мушке, дочери Любавичского Ребе, которая во время обыска успела предупредить своего жениха, Менахема Мендла, об опасности. Благодаря этому смелому поступку удалось не только оповестить еврейский мир о беде, случившейся с его лидером, но и спасти от ареста многих ни в чем неповинных людей. Женщины, сыгравшие серьезную роль в деле Шнеерсона, изображены так, будто параллельно с дилогией задумана еще одна лента, более обстоятельная, серий на двадцать: она-то и объяснит зрителю все недоговоренности – и про Пешкову, и про совдипломатию.

Нечеткость образов «второго плана» – единственное слабое место картины. Сильных, к счастью, больше. К ним можно отнести и взвешенную фактографию, оставляющую зрителю пространство для осмысления, и несомненное уважение автора к вере, ощущаемое в каждом кадре, благодаря чему работа Никулина не воспринимается как очередная попытка Верховного Суда Истории, расставляющего точки над «i».

Композиция картины такова, что обе части – и первая, завершающаяся нежданным «хэппи-эндом», и вторая, с ее трагическим финалом, воспринимаются как цепь глубоко символичных событий. Чудесное спасение и гибель предстают равноценными вехами на пути утверждения хасидских идеалов. Человек, избравший своей судьбой служение Торе, становится вестником подлинной свободы, преодолевающим не только жизненные препятствия, но и страх смерти. Его иго не властно над чистыми духом.

В посттолерантное время, скорое на суждение и осуждение, во всем мире прослеживается возрастающий интерес к «умному» кино – в частности, к документалистике. Неназидательная и вместе с тем проблемная дилогия Даниила Никулина, похожая на хасидскую притчу, позволяет пристальней взглянуть на путь, пройденный человечеством в ХХ веке, и на себя самих, сегодняшних.