В плену воспоминаний

Зачем так часто прожитые годы Нас, завораживая, увлекают вспять? Там были радости. Там были и невзгоды, Но мы о них не любим вспоминать. Мы – россияне. Наш удел – терпенье. А чтобы выдержать лихие виражи, Из прошлых лет чудесные мгновенья, Вновь вспыхнув, заряжают веру в жизнь. Его талантом я всегда восхищался. Но не только из зрительного зала. В жизни так получилось, что с Зиновием Ефимовичем Гердтом мне посчастливилось неоднократно общаться. Эти встречи, его рассказы, розыгрыши храню в своей памяти. Наше знакомство произошло еще в мои студенческие годы, а это было более шестидесяти лет назад. Зяма ухаживал за моей однокурсницей и довольно часто участвовал в праздничных застольях нашей компании. (Слово «застолье» для тех голодных лет не очень подходит, хотя в смысле веселья оно вполне оправдано). Мы, студенты литературного отделения Московского полиграфического института, любили «юморнуть», но наш старший товарищ был в этом смысле недосягаем. Как-то поздним вечером после праздничной встречи шла наша компания по тихим арбатским переулкам. Я вел под ручку свою однокурсницу Верочку Дейч – «арбатскую дворянку» (вскоре она поменяла свою фамилию на мою, с тех пор мы вместе). Мы весело болтали, а Зяма «работал»: он тихо пел, стараясь воспроизвести тембр голоса и интонации Леонида Утесова. Но песнь он выбрал не из утесовского репертуара, а украинскую «Чому я не сокил». Шли годы. Гердт уже был ведущим актером театра Сергея Образцова. Однажды мы встретились во время антракта в фойе на одной из московских премьер. Увидев меня с женой, Зама с удивлением развел руки и воскликнул: «Ребята! Вы все еще вместе? Это же антисанитарно!» К тому времени он уже расстался с нашей бывшей однокурсницей. Прошло еще несколько лет, и мы вновь встретились. На этот раз в актерском доме отдыха в Ялте, хотя мы с женой никакого отношения к театру не имели (оставаясь поклонниками этого вида искусства). Свой отпуск старались проводить в домах отдыха творческой интеллигенции. Б-г с ними, с удобствами! Пусть туалет один на целый коридор! Зато есть главное – общение с интересными людьми, радость от духовного обогащения. Почти первым, кого встретили в доме отдыха, был Зиновий Ефимович. Он представил нам свою очаровательную супругу Татьяну, с которой мы довольно быстро почувствовали взаимную симпатию. Зяма сообщил нам, что у них с Таней скоро заканчивается отдых, но перед отъездом они передадут нам свои раскладушки. Это был очень ценный подарок – такой роскошью в доме отдыха обладали немногие. Раскладушка давала возможность проводить ночи не в тесной комнатушке, а близ берега моря. Нам рассказали друзья Зиновия Гердта, как однажды почти в полночь всех, кто спал на раскладушках у берега моря, разбудил страшный скрежет. Чугунную скамейку, что стояла в центре бетонной площадки, какой-то маленького роста человек, прихрамывая, тащил к краю, ближе к кустам и деревьям. Все стали возмущаться: «Что за шум?», «Безобразие!», «Не даете спать». Виновник, оставив скамейку, вернулся в центр площадки и, торжественно подняв руку, громко произнес: «Да! Да! Да! К тому же я еще и еврей!» Все побережье огласилось громким хохотом – все узнали Зиновия Гердта. (Они с Татьяной приехали поздно, когда контора была уже закрыта, и Зяма хотел организовать ночлег). Однажды сидим мы на пляже. Зяма развлекает нас своими рассказами. Как-то они с Аркадием Райкиным должны были выступать в санатории для работников министерства внутренних дел. Когда вошли в помещение, возникло какое-то неприятное состояние духа. Отчего оно возникло, понять не могли. Вдруг Райкин быстро кинулся к железной двери лифта и, как бы взглянув в «глазок», произнес: «Немедленно встать с койки!» И нам сразу все стало ясно. Гердт рассказал нам, что у Аркадия Исааковича растет весьма талантливый сынок: «Вы о нем ничего не знаете, но подождите, он себя еще покажет, раскроется его чудесный дар». Гердт не ошибся. Вспоминал Зяма и о том, что всякий раз, стоило ему неожиданно прийти в дом к Райкину, тот, поздоровавшись, мгновенно исчезал и вновь появлялся, одетый в выходной костюм, чуть не с бабочкой на сорочке. Кстати, среди отдыхающих всегда было легко отличить актеров-москвичей от питерцев – последние всегда очень внимательно следили за своим внешним обликом. Слушаем мы рассказ Гердта о Райкине, и тут вдруг подходит какой-то актер. Прервав Гердта, спрашивает: «Зиновий Ефимович, вы вчера не были в Ялте на концерте?» И, получив отрицательный ответ, начинает подробно рассказывать, что было в первом отделении, что во втором, какое бездарное зрелище организовали. Мы с негодованием смотрим на пришельца, но, взглянув на Зяму, начинаем дружно хохотать: Зяма, делая вид, что рассказ его очень заинтересовал, время от времени произносит: «Что вы говорите!», «Потрясающе!», «Не может быть!»… Не помню, как долго это продолжалось, но тот либо иссяк, либо в его мозгах произошло просветление, и он исчез. Взглянув на нас, хохочущих, Зяма произнес: «До чего же невоспитанные люди!» Но свои воспоминания о Райкине Зяма, к сожалению, не продолжил, хотя посмеялись мы опять вдоволь. Муж одной из питерских актрис, которому администрация поручила следить, чтобы посторонние на пляж не проникали, снял с дежурства свою супругу. А дело было так. Два паренька хотели пройти на пляж. Дежурная спрашивает их: «Какое отношение вы имеете и искусству?» – «Никакого». – «Театр любите?» – «Нет». – «Кино любите?» – «Любим, любим!» – «Ну, тогда заходите!» С Зиновием Гердтом мы вновь встретились в Центральном Доме журналиста, где я в течение 20 лет возглавлял устный журнал «Журналист». Гердт неоднократно выступал в журнале. Однажды свое выступление он посвятил творчеству Бориса Пастернака, рассказывал о нем, читал его стихи. Публика была в восторге. Мой школьный товарищ Яков Сегель создал фильм «Я вас дождусь». Шел он лишь в одном кинотеатре Москвы. Я его посмотрел и решил устроить его просмотр в Домжуре. Имя талантливого кинорежиссера Сегеля сейчас почти забыто, как забыта его первая роль в кино – красавец-мальчишка Роберт Грант пел «А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер!». Вместе с Яковом Сегелем на просмотр и обсуждение фильма пришел и исполнитель роли старого еврея Зиновий Гердт. Публика весьма положительно оценила фильм. А ведь зритель в Домжуре был всегда взыскателен. Рассказывая о работе над ролью в фильме, Зяма вспомнил, как разыграл свою соседку по дому. Изменив голос, он несколько раз звонил ей по телефону и просил позвать Ивана Петровича. Ему вежливо отвечали: таких здесь нет. Затем Гердт вновь позвонил и сказал: «С вами говорит Иван Петрович. Мне никто не звонил?» Реакция соседки была неожиданной для озорника-юмориста. Соседка очень обрадовалась: «Ой, это вы, Иван Петрович? А вам целый день звонят». Годы бегут, многое стирая из памяти. Но попрежнему незабываем блестящий артист во всех своих ипостасях, - будь то конферансье из «Обыкновенного концерта», или бегущий с гусем в руках Паниковский. И все это – Зиновий Гердт.