Натан Мильштейн. Из России на Запад

Натан Мильштейн уехал из России и окунулся в европейскую жизнь. В Берлине он посещает концерты: слушает великого дирижера В. Фуртвенглера, альтиста и композитора П. Хиндемита и русского композитора и пианиста С. Прокофьева, которого знал со времен учебы в Петербургской консерватории. Мильштейн дал два концерта в Берлине и один в Гамбурге. Критика писала о «замечательной технике», но большого успеха не было. Вскоре Мильштейн и Горовиц переехали в Париж. Здесь Натан смог осуществить свою давнюю мечту: познакомиться со своим кумиром детства – бельгийским скрипачом Эженом Изаи. Он поехал в Бельгию, в город Остенде, где жил Изаи. Тот принял его и спросил: «Какие каприсы Паганини вы играете?» Натан ответил, что все. Изаи удивился. Натан сыграл 1-й и 24-й каприсы для маэстро, а затем Баха. Изаи сказал: «Дитя мое, что вы здесь делаете? Вы играете хорошо. Что вы еще хотите?» Маэстро пригласил его вечером к себе играть камерную музыку. Среди гостей у Изаи была королева Бельгии Елизавета, которая играла партию первой скрипки, а Натану вручили альт, и маэстро сказал: «Играй!» И хотя Натан никогда не играл на альте, вместе с гостями он играл струнные квартеты Бетховена и Шумана. Так Натан познакомился с королевой Бельгии. Королева Бельгии хорошо относилась к Мильштейну и часто приглашала его в Брюссель с концертами. На одном из них Натан играл скрипичные концерты Мендельсона и Сен-Санса. Королева долго аплодировала стоя, и, глядя на нее, публика тоже не расходилась. Натан исполнил несколько произведений на бис. Вот что писал Мильштейн о бельгийской королеве: «Это была симпатичная, очаровательная женщина, одна из редких в нашем жестоком, циничном и расчетливом мире. Она любила музыку в себе, а не себя в музыке». Вскоре Мильштейн уехал в большое турне по городам Южной Америки совместно с выдающейся польской пианисткой и клавесинисткой Вандой Ландовской. В программе были сонаты Баха и Моцарта. Венский менеджер Поль Бешерт, услышав игру Натана, предложил ему дебютировать в Вене. «Это было для меня большим испытанием. Я играл концерт Глазунова для скрипки и фортепиано вместо большого оркестра, несколько сольных пьес и «Меланхолическую серенаду», которую я учил еще со Столярским. Народу на концерте было немного, я был расстроен, но менеджер сказал, что многие любители – снобы из венской элиты и композиторы А. Шенберг, А. Берг, К. Хартман и, что важно, грозный критик Ю. Корнгольд (отец австрийского композитора Э. Корнгольда) придут специально слушать бисы... Я играл на бис волшебную аранжировку из оперы Римского-Корсакова «Полет шмеля». Аплодисменты были ошеломительными. Корнгольд поместил хвалебную рецензию, и на следующие концерты все билеты были проданы. После этого дебюта меня пригласили в Берлин выступать с великими дирижерами В. Фуртвенглером и Г.Кнапперсбушем». Для молодого скрипача это была большая удача. Мильштейн и Горовиц осели в Париже. Они выступали везде как советские граждане. «Нас часто приглашал в посольство советский посол во Франции Х. Раковский. И мы как-то с Горовицем спросили о возможности нашего возвращения в Россию. Он ответил: «Не будьте дураками. Играйте здесь!». Посол отговорил молодых артистов возвращаться домой, так как догадывался, что их там ожидает. Париж нельзя себе представить без музыкальных салонов. В одном из них Мильштейн встретил Коко Шанель. Его реакция была своеобразной: «Она была резка и в словах и в движениях... Она была какая-то непривлекательная, даже отталкивающая». В салонах Мильштейн познакомился с И. Стравинским, А. Онеггером, Ж. Кокто, Ж. Браком и П. Пикассо. Поселившись на Западе, Мильштейн стал писать скрипичные транскрипции. «Я взял пьесу Мусоргского «Швея», ноктюрн Шопена, «Танец» Кодаи, а также «Каприс № 24» Паганини и другие его сочинения и написал произведение, назвав его «Паганиниана»... Все эти сочинения до сих пор в репертуаре скрипачей: И. Стерна, Г. Кремера, Н. Цнайдера. Все аранжировки Мильштейна записаны на пластинках и компакт-дисках. Еще будучи в России, Натан играл на концертах еврейскую музыку. Позже он стал исполнять вариации еврейских мелодий. В предвоенные годы сложился «костяк» сочинений, которые всю жизнь исполнял Мильштейн: это скрипичный концерт Бетховена (он называл его «чудом»), концерты и сонаты Баха, Моцарта, Мендельсона, Бруха, Брамса, Прокофьева и др. Но на первом месте были концерты Глазунова, который он играл с 11 лет, и концерт Чайковского, исполнение которого было названо шедевром. Вот что писал российский импресарио П. Каган о Натане Мильштейне: «Он... был вписан на золотую доску великих скрипачей. О технике Мильштейна говорить просто невозможно. Она была преображена в музыку и, так же как музыка, оставалась неделимой. Играл ли он «Чакону» Баха или концерт Мендельсона, или «Кармен» Сарасате – все эти произведения изливались из-под его смычка...» В Париже произошло знакомство Мильштейна с великим русским композитором С. Рахманиновым. Он пришел на концерт Натана со всей своей семьей. Игра скрипача ему очень понравилась, они подружились. Эта дружба, как пишет сам Мильштейн, стала важнейшим событием жизни скрипача. Хотя композитор был довольно замкнутым человеком и мало кого впускал в свой круг, но с Натаном он даже советовался, делая свои транскрипции скрипичной партиты Баха для фортепиано. В 1929 г. состоялся успешный дебют Мильштейна в США. С Филадельфийским оркестром скрипач играл концерт Глазунова, дирижировал Л. Стоковский. В 1939 г. Мильштейн переехал в США, а в 1946 г. получил американское гражданство. Однако вскоре он вернулся в Европу и поселился в Лондоне. В ноябре 1979 г. Мильштейн играл в Нью-Йорке, в Карнеги Холл. Это был как бы итог его долголетней карьеры. Критик Г. Шенберг так писал в газете «New York Times»: «Кажется, все были здесь: любой скрипач, солист или оркестрант, студенты Джульярдской школы пришли, чтобы насладиться неувядающей игрой Мильштейна. Это были сумерки его карьеры, однако это были сумерки золотой эры: последний великий представитель «русской школы» скрипичной игры, который достиг зенита, последний великий скрипач, ученик Ауэра, который еще концертирует... Его техника изумительная у него рафинированный и аристократический тон, который вызывает восхищение... Энергия его игры заставляет трепетать». В эти годы Мильштейн уже реже выступал с концертами, но давал мастер-классы в Джульярдской школе (США) и в Швейцарии. Им восхищались крупнейшие деятели ХХ века, со многими у него сложились дружеские отношения: Мильштейн играл в доме премьеров Франции Леона Блюма и П. Мендес-Франса, им восхищался югославский король Александр. Однажды Муссолини пригласил его к себе на чай. Скрипач играл в Белом Доме по приглашению президента Рузвельта, жена которого была страстной поклонницей таланта Натана. А в декабре 1987 г. в центре им. Кеннеди Натана Мильштейна чествовал президент Рейган. Рейган любил коллекционировать советские шутки. От Мильштейна он услышал такую: «Что такое социализм? Это длиннейший и очень болезненный путь к капитализму». Рейган был в восторге. В Израиль Мильштейн приехал по личному приглашению Давида Бен-Гуриона, который, выступая на приеме в честь скрипача, с большим юмором говорил о развитии страны: «Мы даже имеем своих собственных гангстеров, и я почти счастлив по этому поводу». Это напомнило Мильштейну слова его одесского соседа В. Жаботинского: «Разрешите нам иметь своих собственных негодяев». Израиль и его люди произвели на Мильштейна колоссальное впечатление. Он всегда ощущал себя евреем, где бы он ни был и с кем бы он ни общался. Он дружил с балетмейстером Дж. Баланчиным. «Был ли Баланчин антисемитом? Нет. Он даже не любил еврейские анекдоты с антисемитским душком и не разрешал их рассказывать. С моими русскими друзьями я почти не ощущал антисемитизма. Возможно, Стравинский был скрытым антисемитом, и Рахманинов тоже, но это не было на поверхности». Мильштейна много раз приглашали выступить с концертами в СССР. Приглашения поступали и от Давида Ойстраха, с которым он подружился в Америке. Но Натан отказывался, так как считал, что приезд в СССР будет означать «...что я поддерживаю коммунистический бесчеловечный строй». Многие, даже его жена Тереза, говорили Мильштейну: «Почему ты не едешь в СССР? Ведь у тебя русские корни...» Мильштейн говорил о себе: «А кто я? Я еврей из России, гражданин США, мой дом в Лондоне, и я очень много времени провожу в Швейцарии. Многие русские, которыми я восхищаюсь, жили в Швейцарии: Чайковский (он сочинил свой скрипичный концерт в Кларенсе), Рахманинов, Дягилев, Стравинский. В Америке я чувствую себя комфортно, но не тепло. Только в России я знал, что такое сердечность... И ни одну страну я не смогу полностью считать своею». В последние годы жизни Мильштейн не выступал, так как сломал руку. Он скончался в Лондоне 29 декабря 1992 года. «Это один из самых совершенных скрипачей нашего времени» – написала о нем в некрологе газета «New York Times».