Двойной портрет и три музы

— Галина, как случилось, что в вас соединились две стихии — живопись и математика? — Я росла в семье, где математика была культом. Отец, Самсон Львович Эдельман был создателем школы алгебраистов в Красноярске, работал на кафедре педагогического института. Помню, мы часто вечерами гуляли с ним по городу и говорили о математике. А рисовала я тоже, сколько себя помню. Но казалось, что это не может быть профессией, ведь я этому нигде не училась. Когда приехала в Москву учиться в педагогическом институте на факультете математики, выяснилось, что в здании Московского пединститута на Пироговке есть курсы рисования и живописи. Под стеклянным куполом над залом были антресоли, мы их называли «Парнас». Там я и стала заниматься живописью. Потом мне посчастливилось заниматься у художника-монументалиста Бориса Петровича Чернышева. В старом доме на Волхонке, в подвале, где стояла печка-буржуйка, два раза в неделю собирались художники рисовать по совершенно необычной методике Бориса Петровича. Вначале происходили минутные наброски: модель держала позу только одну минуту, и надо было успеть зарисовать, потом три, потом десять минут. И это уже казалось слишком много! Я видела, как все напряженно работали, как работал сам Борис Петрович. Иногда он давал нам писать натуральными красителями фрески. В 1960 году я окончила институт и уехала в Красноярск преподавать математику. Там я продолжала много рисовать. — Как вы снова оказались в Москве? — Вскоре я поняла, что мне нужна творческая атмосфера общения с художниками, с друзьями. И тогда решила вернуться в Москву и… поступить в аспирантуру на кафедру высшей алгебры в тот же педагогический институт. Я писала диссертацию, научные работы, делала доклады… В общем, вела напряженную научную жизнь — ради творческой атмосферы… — Марк, вы не отчаивались оттого, что многие годы ваши произведения не могли пробиться к своему читателю? — У нас с Галей — замечательные друзья, которые нас всегда поддерживали, когда Галины работы не выставляли, а меня не печатали. Очень многие тогда читали мою прозу в рукописях…. — Галина, как складывалась ваша научная карьера? — В 1964 году мы с Марком поженились, у нас появились дети. Диссертацию я так и не защитила, но стала преподавать высшую математику в Экономико-статистическом институте: читала курсы лекций, к которым готовилась ночами. Но каждую свободную минуту я рисовала. — А было желание участвовать в выставках? — Я совершенно не думала о том, чтобы выставляться. Надо было выбирать: или работать, или суетиться по поводу публикаций и выставок… Но то время, которое у меня оставалось от служебных «математических» обязанностей и забот о семье, хотелось посвятить рисованию… — Марк, вы известны не только как писатель, но и как переводчик немецкой литературы… — Я начинал, как прозаик, но меня не печатали, и долгое время я зарабатывал на жизнь переводами с немецкого языка. Переводил Кафку, Канетти, Цвейга, Гессе… Моя проза впервые была опубликована в 1976 году, но после этого еще 12 лет я ждал следующей публикации. Все это время я писал эссе. А в 1997 году во Франции моя книга «Способ существования» удостоилась премии за лучшую эссеистическую книгу года. — Галина, как возникают ваши картины? Г.Э. — По-разному. Прежде всего — это мир вокруг: деревья, дети, старики, люди в метро, улицы городов. Часто образы возникают во сне или в каких-то сочетаниях цветовых и световых пятен, которые я вижу. Иногда идея переходит из одной картины в другую… Недалеко от нас парк — Лосиный остров. Одно время я была очень увлечена «рисунками» на стволах берез. Осенью, когда облетает листва, на мокрых стволах деревьев можно увидеть такие сюжеты! У Марка всегда с собой бумага и ручка, и я часто прошу у него листок, чтобы сделать маленькую зарисовку сюжета, который там возник… М.Х. — Это даже стало темой одного из моих рассказов. Там героиня — девочка, которая рисует поразившие ее «рисунки» на березе. Так мы влияем друг на друга… Фото Вячеслава Михайлова