Мечты и надежды Аллы Рид

Красочные костюмы, яркие, насыщенные мелодии, запоминающийся голос, обладающий глубиной и особой теплотой интонации. Все это — шоу Аллы Рид, восходящей звезды еврейской эстрады. На московскую премьеру попали далеко не все желающие, поэтому «Алеф» постарался перехватить певицу в перерыве между гастролями, чтобы представить читателям.

— Как вы стали исполнительницей?

— Я пою с трех лет. Мой папа был руководителем и одновременно клавишником вокально-инструментального ансамбля «Фантазия» в Куйбышеве (Самара). Приход в еврейскую песню состоялся в 8 лет, в 1990-м — в самое неудачное для культурных проектов время, волею судьбы совпавшее с возрождением еврейской жизни в России. Бывшие советские люди понемногу стали вспоминать, кто они и откуда родом. Песни, которые звучали тогда, — «Тум-балалайка», «Аидише маме» — народный репертуар, проверенный временем. Вместе с тремя другими девочками начала петь знаменитые еврейские хиты. Руководителем нашего ансамбля стал мой папа, а спонсировал нас Джойнт, в то время только открывший российское отделение. Объездили многие города, побывали с делегацией в Израиле в 1995-м и даже дали концерт в мэрии. В общем, это была бурная гастрольная жизнь, продолжавшаяся до 1997-го. Потом мы повзрослели, а в 1998-м коллектив распался, и я ушла в сольное плавание — в основном, на джазовой волне. Пела с большим оркестром, стала лауреатом знаменитого джазового фестиваля в Монтре, в Швейцарии, участвовала во всевозможных конкурсах, в том числе в сочинских «Голосах-99». Это был первый отечественный конкурс после долгого перерыва, длившегося с тех самых пор, как прекратились фестивали в Юрмале. Возглавлял «Голоса» Иосиф Кобзон. Мне удалось пробиться… и занять второе место. В 2002-м приехала в Москву, работала в клубах, делала джазовые программы, а потом решила вернуться к еврейской песне. Захотелось исполнять новые песни. Нельзя всю жизнь петь только «Хава-нагилу» и «Семь сорок» — все это, конечно, было и останется любимым, известным, узнаваемым, но кто сказал, что песенная традиция должна ограничиваться лишь прошлым? Старшее поколение уходит, а для молодых идиш уже неактуален, у них своя динамика, ритмы, предпочтения. Нельзя допустить, чтобы молодые ребята, сидящие в зале, воспринимали еврейскую песню как элемент отжившей культуры.

— Как создавался новый репертуар?

— По интернету познакомилась с молодой поэтессой из Израиля Лией Шмидт. С ней мы написали шесть песен. У некоторых из них автором музыки стала я, у других — Борис Ривчун, композитор, который пишет музыку к спектаклям для театра «Шалом». Но для полноценной программы одних песен недостаточно, поэтому я пригласила профессиональный шоу-балет «Хай дэнс» и хореографа, чтобы воплотить на практике появившиеся у меня идеи. Кроме того, с нами работали костюмеры, вместе мы придумали три варианта еврейских костюмов. Шоу, появившееся в результате общих усилий, носит название «Две земли», и состоит из трех блоков: «израильского» с элементами эстрады, «народного», где еврейские мелодии звучат в современной обработке, и «клубно-популярного», куда вошли мировые хиты. Мы попытались совместить джазовое начало с национальной мелодикой. Когда-то сестры Берри, родоначальницы современной еврейской эстрадной песни, сумели соединить эти два направления. И, хотя песня имеет народную основу, блестящие обработки сестер прославились на весь мир. Мне хотелось, чтобы моя программа стала отголоском того, что делали они.

— Что было самым сложным в вашей карьере?

— Найти путь, реализоваться. Сейчас такое время, когда пробиться очень трудно, все упирается в финансы. Найти людей, заинтересовать их — вот что сложнее всего. Не впадать в отчаяние. Сомнения являются неизбежным испытанием для артиста. Их надо просто пережить.

— Вам не приходилось сталкиваться с диктатом «формата» когда певца загоняют в жесткие рамки, заявляя: «то, что ты делаешь, хорошо, но нам не подходит, поэтому лучше спой чего-нибудь, чтоб публика визжала».

— До того как стала заниматься еврейской музыкой, это часто случалось. Через подобный прессинг проходит любой творческий человек, и преодолевать его очень нелегко. Обидно сознавать, что проект, в который вложил душу, не востребован. Лично мне помогала удержаться вера в себя и в свой успех. Если этого нет, артист ломается. Но я считаю, что соединение таланта и творчества с силой духа зависит от характера. Сегодня мне уже не страшно. Я научилась многому, поняла, что в жизни ничего не бывает сразу. Слезы, разочарования — их всегда хватает, но нужно помнить, что на свете есть люди, готовые прийти на твой концерт, слушать твои диски. Им нравится то, что ты делаешь, им это нужно. Ради них артисты и проходят через все тернии.

— Значит, имеет смысл ждать?

— Имеет смысл работать и никому не позволять себя унижать. Мне посчастливилось встретить хорошего продюсера, председателя фонда «Наши талантливые дети» Марину Лернер, и теперь выхожу на международный уровень. Мной заинтересовались в Америке, буквально на днях подписала контракт с «Дэвидсон Радио» на десять концертов в Нью-Йорке. Кроме того, известный педагог, американская оперная певица Бэйдин Мэгезайнер, к которой невозможно пробиться, предложила мне серию концертов в рамках моего тура и мастер-класс. Мы встречались в Москве, и ей очень понравились мои песни. Еще я планирую сняться в передаче «Вечер в Нью-Йорке» с Виктором Топаллером. Это известное телешоу для большой русскоязычной аудитории. Такой вот получился подарок к Хануке! (Интервью проходило в канун Хануки — Ред.) А весной надеюсь представить на суд московской публики большую программу «Две земли» с участием эстрадных звезд.

— Расскажите о вашей недавней поездке в США.

— Впервые побывала в Америке и вернулась с ощущением невероятной свободы. Это необъяснимое чувство, когда тебя окружает сразу столько людей разных рас — белых, черных, цветных… И, конечно, многочисленная еврейская диаспора, к которой, как и ко всем остальным, совершенно иное отношение. Каким бы ты ни был, никто не смотрит на тебя оценивающим глазом, как здесь. В России ведь все смотрят друг на друга с пристрастием: я, как человек восточной внешности, неоднократно это испытывала на себе. В Америке каждый может жить в своей культуре, со своими обычаями и традициями. Американцы просты и доброжелательны. Может быть, дело в том, что в России еще совсем недавно рухнул «железный занавес». У людей появились деньги, но они пока не научились спокойно к ним относиться. Все постоянно соревнуются: кто богаче, кто беднее. Возникает зависть и еще большее расслоение. В Америке в этом плане нравы ушли на много-много лет вперед.

— Где, по-вашему, наиболее комфортные условия для творчества?

— Думаю, на свете нет какого-то специального места. Все зависит от тебя и от людей, с которыми работаешь.

— В таком случае, какими людьми вы стараетесь себя окружать?

— Люблю настоящих людей. Поскольку с детства хорошо разбираюсь, кто есть кто, сразу угадываю фальшь, и всегда чувствую, с кем стоит иметь дело, а с кем нет. Я благодарна Б-гу за такую свою особенность — если угодно, дар, потому что для артиста это очень важно. Самое главное для меня — честность, порядочность и пунктуальность. Не люблю необязательных и болтунов. Но вообще мне везет: хороших людей в моей жизни гораздо больше, чем плохих.

— Что в Нью-Йорке понравилось больше всего?

— Наверно, еврейский квартал с его национальным колоритом, синагогами. Ну и, конечно, центр. Манхэттен — это потрясающе! Именно там понимаешь, почему Нью-Йорк называют столицей мира. Это ни на что не похожий, фантастический город будущего. Беседовала Марина Гордон, Россия