Полеты во сне и наяву, ч. 1
До замужества Клер часто снился один и тот же сон. Она стоит в кромешной темноте на чем-то дрожащем и дергающемся, в лицо бьет сильный ветер, нужно оттолкнуться и прыгнуть прямо в сердце мрака. Почему, зачем — ничего не понятно. Клер точно знает, что это смертельно опасно, но прыгать необходимо. Она должна, она просто обязана, но заставить себя не в силах, и поэтому стоит, раскачиваясь и обмирая от страха. О своем сне она рассказала отцу. У них всегда были теплые, доверительные отношения, которые после внезапной смерти матери переросли в настоящую дружбу. Отец, совладелец одного из крупных банков Брюсселя, работал с утра до поздней ночи, а немногие свободные часы любил проводить с дочерью.
Ее осмотрели лучшие врачи Бельгии и не нашли ничего опасного. Главный их совет полностью совпадал с тем, что без конца твердили Клер бабушки с обеих сторон: пора выходить замуж. Она только улыбалась в ответ и мнение докторов тоже пропустила мимо ушей. Ее интересовала лишь музыка, а замужество никуда не убежит.
Музыка обладала чудесным свойством уносить душу Клер в иные пространства. Пианино вдруг оказалось главным в ее жизни. Клер всегда хвалили, прочили большое будущее, но она, по своей привычке ко всему относиться несерьезно, лишь отмахивалась.
Отец оплатил лучших педагогов, и Клер помчалась по музыкальной дистанции семимильными шагами. Ее первый сольный концерт собрал мало зрителей, но много журналистов. Как потом выяснилось, отец пустил в ход свои связи, и на следующий день две влиятельные газеты опубликовали небольшие, но лестные отзывы. За первым концертом последовал второй, пятый, десятый. Отцу уже не пришлось вмешиваться: и публика, и музыкальные критики в один голос называли Клер восходящей звездой, надеждой бельгийской музыки.
А потом в ее жизнь вошел Даниэль. Их объединила общая страсть, увлеченность своим делом. Даниэль был подающим большие надежды конькобежцем. Его семье принадлежали верфи в Антверпене, но наследник вместо юриспруденции или инженерных дисциплин предпочел носиться по льду, отсекая рукой холодный воздух. Однако семья отнеслась к этому увлечению снисходительно: если человек умеет достичь высот в одной сфере человеческой деятельности, качества победителя помогут ему добиться успеха и в другой. К тридцати годам наследник уйдет из спорта и станет чемпионом в управлении верфью.
Они познакомились на вечере в королевском дворце. Августейшая семья чествовала победителей соревнований в зимних видах спорта. Даниэль был в числе победителей, а Клер — среди участников праздничного концерта. На торжественном ужине они оказались за столом друг против друга. Их глаза встретились… все остальное было лишь данью традиции и приличиям.
Отец ничего не сказал, но она видела: ему нравится, что ее избранник — еврей. Только перед свадьбой у них состоялся короткий разговор на эту тему. «Видишь ли, дочка, радости, страсти и многое, что движет нами в юности, с годами уходит. Уходит бесследно, словно и не было никогда. Оглядываясь назад, многие взрослые люди не понимают, как решились на столь опрометчивые шаги. А что остается, когда мутный вал влечения уходит, оставляя двух людей, связанных законами социума? Остаются общие сказки, услышанные в детстве, принадлежность к одной вере, к одной национальности, к одному духовному движению. Идеи и слова нематериальны, но зачастую они оказываются более живучими, чем переполняющие молодых людей страсти».
Брак Клер оказался удачным: Даниэль души в ней не чаял и с отцом сразу поладил. Предсказания врачей и бабушек сбылись, кошмар пропал. Судьба повернулась к молодоженам улыбающимся лицом. Они строили планы на будущее, мечтали о детях, большом доме, где хватит места для всех, о поездках на французскую Ривьеру. А потом пришли фашисты. Неожиданно и молниеносно прежняя жизнь закончилась. Отец был уверен, что без труда купит для семьи безопасное убежище, а в случае необходимости — переход через границу. У него было столько друзей из числа бельгийцев, пользующихся влиянием и обладающих возможностями.
Так бы оно и получилось, но помощник управляющего банком, как выяснилось, затаил злобу на отца. Как только немцы вошли в Брюссель, немедленно донес в гестапо. Вся семья оказалась в концентрационном лагере возле городка Мехелена, расположенном на полпути между Брюсселем и Антверпеном.
В лагере они пробыли до апреля 1943 года. Условия жизни были тяжелыми, особенно для людей, привыкших к богатству, но главное, самое главное, это все-таки были условия жизни, а не смерти. В марте лагерь стали расформировывать. Пунктом назначения первого эшелона была станция Аушвиц в Польше. Среди заключенных поползли слухи, что так называется фабрика смерти; всех, кто прибывает в Аушвиц, ждет неминуемая гибель.
От слухов отмахивались, делали вид, будто их не существует. Но они возвращались снова и снова. У многих заключенных за проволокой остались друзья-бельгийцы, некоторые из них, невзирая на опасность, регулярно навещали попавших в беду евреев. И все, все они говорили в один голос: постарайтесь сбежать, постарайтесь не доехать до Аушвица. Только выберитесь отсюда, а дальше мы вас спрячем. Но как сбежать? Три ряда колючей проволоки, вышки с прожекторами, сторожевые собаки. Постоянные переклички, проверки, пересчет заключенных. Невозможно!
Семейство Клер попало в первый транспорт. За два дня до отправки эшелона отец тяжело заболел. Поднялась температура, он с трудом понимал, где находится, что происходит вокруг. Клер не отходила от отца, но как назло их распределили в разные вагоны: ее с мужем — в шестой, а отца — в четвертый. Пришлось немало побегать и расстаться с обручальным кольцом, чтобы уговорить мужчину примерно того же возраста, что отец, обменяться купоном.
Поезд подтвердил самые страшные предположения; так могли везти лишь людей без будущего. Тем, кто загонял их в вагоны, было все равно, доедут ли пассажиры живыми или умрут по дороге. Ни еды, ни воды, ни постели, ни скамеек — голый грязный пол и единственное зарешеченное окно, в которое едва проникал воздух. Скоро стало тяжело дышать, старые люди начали падать в обморок. Клер сидела у стенки, держа на коленях голову пребывающего в беспамятстве отца, Даниэль прислонился рядом.
Поезд тронулся, и сразу стало легче, окно было в торце вагона, по ходу движения, и ветер врывался в него, принося свежий запах талой воды. Запах весны, последней весны их жизни. Несколько мужчин принялись ломать оконную решетку. Откуда-то вытащили ломик, молоток, клещи и под перестук колес и шум поезда взялись за дело. Видимо, они приготовились заранее, потому что орудовали быстро и слаженно. Спустя полчаса путь к спасению был открыт. Один за другим мужчины стали подтягиваться и исчезать в бархатно-черном квадрате. Даниэль, словно зачарованный, стоял возле них. Наконец, все желающие покинули вагон.
Клер смотрела на все это со страхом. Прыгать в темноту из поезда, идущего на скорости около 80-ти километров в час, больше походило на самоубийство, чем на спасение! (Всего из этого эшелона выпрыгнули триста человек. Видимо, речь шла о хорошо подготовленной операции. Семьдесят пять разбились насмерть, пятьдесят, получившие тяжелые ранения, были найдены под утро и отправлены в Аушвиц, сто семьдесят пять спаслись. Немцы учли ошибку, и следующий поезд был оборудован решетками, которые невозможно было взломать.)
«Клер, — Даниэль тронул жену за плечо. — Клер, нужно прыгать». – «Прыгать? Как, зачем?» — от усталости и душевной горечи она с трудом шевелила языком. «Туда, — он указал на окно. — Это наш единственный шанс уцелеть». – «Я не брошу отца! — возразила Клер. — Не оставлю его больным без помощи и заботы». – «Ты не хуже меня знаешь, куда нас везут. Там твоя помощь ему не понадобится. Да и здесь что ты можешь сделать, кроме как держать его голову на коленях? У нас даже нет воды смочить ему губы». – «Я не могу, — заплакала Клер. — Не могу, понимаешь!» – «Решайся быстрее, — настаивал Даниэль. — Скоро поезд пересечет границу с Германией, а там нет смысла прыгать».
Клер замолчала. Вагон раскачивался, колеса мерно стучали по стыкам рельс. В черный квадрат окна врывался холодный ночной воздух. Огонек свечи в единственном фонаре трепетал и бился, черные тени прыгали по потолку. Стало зябко, люди, недавно изнывавшие от жары, принялись кутаться в одежды и плотнее прижиматься друг к другу.
«Папа, — Клер приблизила губы к уху отца. — Папа, ты меня слышишь?» Больной не реагировал. Он дышал часто и неровно, а лоб, несмотря на холодный ветер, покрывали капли пота.
Яков ШЕХТЕР, Израиль
Окончание следует
Комментарии:
Добавить комментарий:
Добавление пустых комментариев не разрешено!
Введите ваше имя!
Вы не прошли проверку на бота!