Опера как средство устранения конкурента

В 1895 году Александра Сантагано-Горчакова, преподаватель Музыкально-драматического училища Московского филармонического общества, в прошлом оперная певица, перевела на русский язык французское либретто Фердинанда Лемера. В ее переводе знаменитая ария начиналась словами «Открылася душа…». С тех пор в России за ней закрепилось такое название.

19 ноября 1896 года одна из лучших русских оперных певиц конца ХIХ века Мария Славина, впоследствии эмигрантка, первой исполнила ее по-русски во время постановки «Самсона и Далилы» в столичном Мариинском театре. С этого времени в России начинается яркий, но недолгий триумф этой пленительной арии. О ее популярности можно судить по именам исполнительниц, записавших Mon coeur s’ouvre a ta voix на граммофонных пластинках российских фирм: Мария Каменская (1900), Анна Кравец (1901), Вера Петрова-Званцева (1907), Евгения Збруева (1907), Елизавета Петренко (1910) и др. Еще чаще она звучала с театральной сцены, причем как до начала Смуты, так и в годы нэпа. Большинство отечественных справочников отмечают постановку в Свердловске 1927 года.

В 1930-е годы и для оперы, и для знаменитой арии наступает время негласной опалы. Дореволюционные пластинки к тому времени были уже основательно запилены их чудом уцелевшими владельцами. Советских же изделий ни с этой, ни с другими ариями из «Самсона и Далилы» не выходило до 1939 года. Впрочем, выход в 1939-м пластинки Апрелевского завода (и ее копирование в том же году Ленинградским заводом), на которой Мария Максакова в сопровождении оркестра Большого театра п/у Льва Штейнберга записала превосходно исполненную арию «Открылася душа…», еще долгие десятилетия оставался единственным подарком советским меломанам.

В 1946 году при художественном руководителе ГАБТ СССР Арии Моисеевиче Пазовском (1887–1953) был задуман, но по не зависящим от него причинам так и не осуществлен план радиотрансляции студийной записи «Самсона и Далилы», сделанной на тонфильме (звуковой дорожке кинопленки), которая на долгие десятилетия легла на архивную полку. В этой работе участвовали хор и оркестр ГАБТ СССР, дирижер Александр Мелик-Пашаев, лучшие солисты театра Мария Максакова (Далила), Никандр Ханаев (Самсон), Иван Петров (Абимелех), Сергей Красовский (Старый еврей) и др. Примерно в это же время великая Надежда Обухова осуществила запись всех трех арий Далилы, но и эти шедевры долгие годы хранились под спудом.

Кто конкретно из власть предержащих ответствен за это мракобесие, сказать трудно. Но то, что спустя четыре года именно «Самсон и Далила» как опера на древнееврейский сюжет сделалась орудием борьбы идеологических бульдогов в их схватке под кремлевским ковром, отчасти проливает свет на эти послевоенные тайны.

В 1950 году Большой театр усиленно готовился к 175-летней годовщине, празднование которой намечалось на май следующего года. Художественным руководителем театра с 1948 года по личному указанию Сталина стал выдающийся дирижер Николай Голованов. Его непосредственным начальником считался назначенный тогда же на пост руководителя Главискусства Поликарп Лебедев. Он был выдвиженцем Георгия Александрова — члена Оргбюро ЦК КПСС, директора Института философии, в прошлом многолетнего руководителя Агитпропа.

Между тем Александров мешал карьеристским устремлениям Дмитрия Шепилова — с недавнего времени первого заместителя Управления пропаганды и агитации. Дело в том, что бывший руководитель Агитпропа пока еще сохранял за собой (с 1941 г.) статус кандидата в члены ЦК, в то время как Шепилов таковым не был. Устранить из ЦК Александрова, занимавшего, по мнению Шепилова, его законное место в этом ареопаге, стало заветной целью делавшего стремительную карьеру агитпроповца.

Опытный аппаратчик, он решил ударить не по самому Александрову, а по его протеже Лебедеву, отвечавшему за подготовку юбилейных торжеств ­ГАБТа. Зная, что новое руководство театра не отказалось от идеи Пазовского и Мелик-Пашаева о возрождении оперы Сен-Санса, на этот раз с обновленным либретто, Агитпроп затребовал его текст. Этот текст был подвергнут тщательной (в свете требований активизации борьбы с сионистской угрозой) экспертизе.

В подготовленном заключении новый текст либретто признавался улучшенным «в стилистическом отношении», но идеологически «сомнительным». В частности, «основная тема гонимых и презираемых евреев, мстящих за свою свободу… оказалась усиленной», «резче противопоставлены… евреи и филистимляне» (напомню: действие оперы происходит в палестинском городе Газа). Даже замену многократно повторяемого в старом либретто слова «Израиль» на «Адонай» авторы заключения сочли недостаточным, так как «Адонай — это только вариант древнееврейского слова “господин”».

Не понравилась подчиненным Шепилова и фраза Самсона в заключительной сцене: «Пришла пора отмщенья!» В общем, постановка оперы в таком виде могла, по их мнению, стимулировать разжигание «сионистских настроений среди еврейского населения, особенно если учесть некоторые известные факты последних лет»*.

После таких формулировок перепуганному Лебедеву пришлось распорядиться о прекращении подготовки «Самсона и Далилы» к постановке. Времени для подготовки к юбилею другой оперной новинки практически не было. И тут то ли Лебедев, то ли Голованов вспомнил о только что поставленной Саратовским театром оперы и балета опере украинского композитора Германа Жуковского «От всего сердца». Она была написана по одноименному роману алтайского писателя Елизара Мальцева, получившего за него в 1949 году Сталинскую премию II степени, и тоже представлена к государственной награде.

Сталин оперу не видел, и для него, главного зрителя предстоящих торжеств, в интерпретации Большого театра она должна была предстать яркой соцреалистической новинкой. За постановку взялись выдающиеся мастера ГАБТа — режиссер Б.А. Покровский и дирижер К.П. Кондрашин. На исполнение главных партий были приглашены блестящие солисты Георгий Нэлепп и Ирина Масленникова. Да и в целом был задействован самый звездный состав. Единственным «сомнительным» моментом был осуществленный — скорее всего, по предложению Жуковского — перенос действия из алтайской деревни на его родную Украину.

Это обстоятельство сыграло роковую роль, чем-то не угодив Сталину. Державший ушки на макушке Шепилов и его покровитель главный идеолог страны Михаил Суслов реагировали стремительно. 19 апреля 1951 года в «Правде» появилась статья «Неудачная опера», навсегда похоронившая это произведение в его первоначальном виде. Через несколько дней Лебедев был снят со своего поста «за плохое руководство работой комитета». Не удержался в высоком партийном органе и Александров. На ХIХ съезде в 1952 году его вывели из кандидатов в члены ЦК. А Шепилова сразу сделали членом этого ареопага.

Разумеется, до своего низвержения в 1957 году Шепилов палец о палец не ударил для реабилитации опер, запрещенных фактически с его участием. Только Постановлением ЦК КПСС «Об исправлении ошибок в оценке опер “Великая дружба”, “Богдан Хмельницкий” и “От всего сердца…”» от 28 мая 1958 года несправедливость в отношении произведения Г. Жуковского была устранена.

Что же касается «Самсона и Далилы», то на отечественной сцене она еще долго не ставилась ни по-русски, ни по-французски. Только 2 декабря 2003 года петербургский Мариинский театр под руководством Валерия Гергиева осуществил ее постановку на языке подлинника. Партию Далилы замечательно спела Ольга Бородина.

Теперь мы можем наслаждаться переформатированными на электронные носители интерпретациями Mon coeur s’ouvre a ta voix М. Максаковой, Н. Обуховой, Е. Образцовой, А. ­Бальтсы, О. Бородиной и других выдающихся певиц ХХ века. И хотя мрачные времена борьбы с «сионистскими настроениями» давно позади, нелишне вспомнить, как ни в чем не повинные музыкальные произведения становились одновременно орудиями и жертвами аппаратно-идеологических схваток орденоносных коммунистов-ленинцев.

Николай ОВСЯННИКОВ, Россия

______

*Изложено по книге Г.В. Костырченко «Тайная политика Сталина». М., 2001.