Прощание с XX веком

Семьи — алма-атинская и одесская, — о которых идет речь в книге, не имеют между собой ничего общего, кроме нескольких контактов, казалось бы, совершенно случайных, но в сущности неминуемых… Если, конечно, читатель верит в фатальную неизбежность, рок, судьбу и прочие малопонятные и абстрактные вещи. Кроме этих эпизодов, оба семейства связывает нечто еще более эфемерное: русские канарейки элитной породы с человеческим именем Желтухины. Во всем остальном эти люди не обнаруживают между собой никакого особенного сходства. Так, например, в одной из семей — алма-атинской — мы обнаруживаем у некоторых ее членов непреодолимую склонность к перемене мест, проще говоря, к бродяжничеству. Эта «аномалия» наблюдается у одного из патриархов рода, полулегендарного Зверолова (он и в самом деле отлавливал животных для зоопарков), затем возникает спонтанно у представителей разных поколений и, наконец, в полной мере проявляется у юной Айи, которая, как мы понимаем, станет важным действующим лицом в последующих книгах эпопеи.

Одесситы же демонстрируют большую привязанность к месту проживания, они даже именуют свое семейство домом — Домом Этингеров, хотя не скажешь, чтобы этот самый дом был особенно многолюдным. Дина Рубина, наполняя сюжет романа библейским смыслом, не без горечи иронизирует: «В воображении читателя наверняка уже возникла величественная картина: седобородый патриарх, прародитель двенадцати колен, окруженный шумящей армией потомков. Между тем род Этингеров всегда… как нитевидный пульс больного, держался на единственном отпрыске, единственной надежде не пропасть, не захиреть окончательно». В конце книги «дом» в лице двух девяностолетних старух, взбалмошной безмозглой красотки и ее малолетнего сына перемещается в Иерусалим… Но это уже начало другой истории.

По прочтении «Желтухина» у читателей есть основания предполагать, что оба семейства, возможно, в будущем соединятся. Прозрачный намек на такое развитие событий мелькнул в более чем неожиданной встрече двух молодых отпрысков этих семей — людей незаурядных, нареченных странными для русского слуха именами Айя и Леон — на одном из экзотических азиатских пляжей уже в наше время.

Итак, перед нами вечная семейная сага, где, словно в субботней хале, соприкасаясь, но до поры не сливаясь в одно целое, переплелись яркие судьбы на фоне страшных событий минувшего XX века.

Об этом пишут, писали и еще долго будут писать…

Но в центре романа Рубиной вырастает еще одна тема — не то чтобы неактуальная сегодня, а просто как бы несуществующая в нынешней парадигме идей — передача национального духа через поколения, в данном случае еврейского наследия и еврейского национального сознания при самых неблагоприятных исторических и семейных обстоятельствах. И то, что безотказную функцию этого старинного механизма, запущенного еще старыми Этингерами — николаевским кантонистом Соломоном и его сыном Герцем (Гаврилой Оскаровичем), воплощает русская женщина Степанида, принявшая фамилию Этингер, не имеет существенного значения. Важно лишь то, что именно она была готова к миссии сохранения потомства Этингеров, чему способствовал героический характер женщины, не остановившейся даже перед продуманным убийством. Рубина подчеркивает библейскую мощь этого замечательного характера, сравнивая то с Фамарью, сохранившей семя Иеуды, то с Ависагой, скрасившей последние дни царя Давида. Благодаря «приблудной» Стеше еврейское самосознание переходит к потомку рода Этингеров, минуя пропасть коммунистического забвения и ужас фашистского геноцида. Именно ее правнук, «последний по времени Этингер», понесет на своих плечах не только древние традиции рода, выразившиеся в выдающемся музыкальном таланте, но и лучшие качества нынешней израильской молодежи, уже в наши дни самоотверженно заслоняющей еврейское государство от врагов.

Леонид ГОМБЕРГ, Россия