Тора Письменная — Тора Устная

В разных рассказах иноверец задает разные вопросы, в остальном все одинаково. Потом эти трое встречаются и обсуждают свои истории — на самом деле типологически одну и ту же историю, но в разных аранжировках.

Обратите внимание: к мудрецам приходит иноверец. Время Шаммая и Гиллеля — время общего интереса к иудаизму. Неевреи видели в иудаизме ценности, отсутствующие в их жизни, и хотели лучше понять их, а в пределе и приобщиться к ним.

Итак, первая из историй о нахальном иноверце, желающем принять иудаизм.

Учили наши наставники. 

Рассказ об иноверце, который пришел к Шаммаю. Спросил:

– Сколько у вас Тор?

– Две. Письменная Тора и Устная, — ответил Шаммай.

– Насчет Письменной Торы поверю тебе, насчет Устной — нет. Обрати меня в вашу веру с условием, что обучишь меня только Письменной Торе.

Гневно закричал на него Шаммай и вытолкал.

Пошел иноверец к Гиллелю, и тот обратил его.

В первый день обучал его Гиллель буквам от алеф до тав, а на следующий день — в обратном порядке.

– Но ведь вчера не так учил ты меня?

– Ты положился на меня в том, что касается порядка букв. Так положись и в том, что касается Устной Торы.

Иноверец хочет принять иудаизм и обращается с этим к человеку, имеющему высокий авторитет в еврейском мире. Казалось бы, он должен с почтением и благодарностью выслушать все, что тот ему скажет. На деле не так: пришедший вовсе не скромный искатель мудрости. Он ставит условия. Он заранее знает, что правильно и что неправильно в иудаизме, это он готов принять, это он отвергает, не удосужившись выслушать учителя.

Гнев Шаммая понятен: дело даже не в глупости и наглости самой по себе, даже не в демонстративном неуважении к одному из самых уважаемых людей своего времени — иноверец, в представлении Шаммая, высказывает неуважение к Торе, неуважение к иудаизму, который он вроде бы хочет принять.

Шаммаю с таким человеком определенно говорить не о чем. Это не добросовестное заблуждение — это наглость. И Шаммай говорит ему свое энергичное «до свиданья!», то бишь пошел, нахал, вон!

Лапидарный рассказ Талмуда умалчивает, с чем пришел к Гиллелю изгнанный Шаммаем соискатель. Но контекстуально понятно, что он пришел с тем же самым, стал диктовать те же условия.

Гиллель никак на это не реагирует. Хочешь только Письменную Тору? Пожалуйста.

И далее с элегантностью, сочетающейся с предельной наглядностью, демонстрирует ему, что Письменная Тора не существует сама по себе, — она существует в определенном контексте, а этот контекст и есть Устная Тора. Она передается от учителя к ученику. Без доверия ученика к учителю изучение и понимание невозможны. Оказывается, даже прочесть текст без дополнительных знаний невозможно.

Тут надо сказать, что в лице иноверца воспроизводится не только позиция внешнего мира по отношению к Торе. Та же самая идея была и у саддукеев, отрицавших Устную Тору.

Через несколько сотен лет эта идея реанимируется у караимов. Однако реализовать ее затруднительно. Например, Письменная Тора запрещает работать в субботу, но что есть работа? Или Десять Заповедей: в тексте Торы нет фрагмента с таким названием. Что считать Десятью Заповедями? Таких примеров множество, фактически такие вопросы возникают на каждом шагу. Караимы были вынуждены создать собственную Устную Тору, хотя по понятным причинам они ее так не называли.

Тот же процесс произошел и в христианстве. Отрицая Устную Тору, христиане создали собственную интерпретирующую среду — содержательно резко отличающуюся от Устной Торы, но типологически полностью ей соответствующую.

Михаил ГОРЕЛИК, Россия