Неразгаданная тайна популярного шлягера

В те годы в Советском Союзе было довольно много людей, способных изъясниться на идише и понять, о чем пели красавицы-сестрички. В наши дни число таковых настолько незначительно, что считаю нелишним дать часть русского перевода текста американо-еврейского поэта-песенника Якоба Якобса, осуществленный А. Капланом и Е. Хазданом:

 

Когда я вспоминаю мои детские годы,

Я словно сплю, и снится мне сон.

Как выглядит домик тот, 

в котором я жил,

Растет ли то деревце, что я посадил?

Припев: 

Ой, ой, ой, Белц, местечко Белц, 

Мой домик, где я прожил детские годы.

Белц, местечко Белц,

Где в бедной комнатке шутил, 

смеялся я…

Из книги «Еврейская 

народная песня», 

Санкт-Петербург, 1994

 

До сих пор не до конца ясны обстоятельства, связанные с историей создания песни. Л. Гроервейдл, автор статьи в Академической Вики-энциклопедии по еврейским и израильским темам «Ежевика», высказывает распространенную точку зрения, что песня написана Александром Ольшанецким (музыка) и Якобом Якобсом (стихи) в 1932 году в Нью-Йорке для спектакля «Песня гетто» и что ее первой исполнительницей была Иза Кремер. Такой музыкальный спектакль с текстом на идише под названием «Дос Лид фун Гето» был поставлен по пьесе американского автора Вильяма Зигеля. Премьера состоялась в октябре 1932 года. События переносили американских зрителей в городок Белц и в Германию. Главный герой — молодой раввин. Влюбленный в подругу детства по имени Миреле, он приезжает в Германию, где Миреле превратилась в популярную певицу Марицу. Встретившись снова, они вспоминают детские годы и поют песню «Белц, майн штетеле Белц».

Так что же это за городок? В самом ли деле это бессарабские Бельцы — родина Изы Кремер (такого мнения придерживаются многие, если не большинство ценителей еврейской песенной классики)?

Заметим, однако, что знаменитая русско-еврейская певица, для которой якобы писалась песня, почему-то не увековечила ее на граммофонной пластинке, хотя имела для этого все возможности. Между тем еще в 1935 году на польской фирме «Сирена-Электро» вышла пластинка, на которой польский певец Тадеуш Фалишевский (1898–1961) записал вспоминаемую нами песню (обработанную в ритме танго) под названием Miasteczco Belz («Местечко Белз»). В качестве авторов музыки (возможно, аранжировки) были указаны Берштейн, Литх и Фрай, польского текста — Рóман. Здесь важно обратить внимание на написание названия городка — не Beltz (что соответствует русскому «Бельцы»), а Belz (польское написание названия галицийского города Белз, до 1918 года входившего в состав Австро-Венгрии, с 1919 по 1939 год — межвоенной Польши, ныне в составе Украины). Значительную часть населения галицийского Белза, как и бессарабских Бельц, составляли евреи, и хотя бы по этой причине галичане могли претендовать на то, что в знаменитой песне вспоминается именно об их городке.

В пользу последней версии говорит также родина автора слов шлягера Якоба Якобса (1892–1972). Он родился и до 15 лет проживал с родителями в другом, таком же небольшом, как Белз, австро-венгерском городке. Так что, живя впоследствии в США, он скорее мог вспоминать об австро-венгерском Белзе (известном жителям империи благодаря знаменитому доминиканскому монастырю и святыням белзских хасидов), чем о бессарабских Бельцах, в которых никогда не бывал. Зато Галицию (а возможно, и Белз) Якобс, скорее всего, посетил. Во всяком случае, галицийских евреев он явно встречал, иначе откуда бы в его (и Шолома Секунды) самой знаменитой песне «Моя красавица» (By mir bistu sheyn), написанной в том же 1932 году, появилось ироническое сравнение внешнего вида героини с обликом галицийского еврея?

В пользу польско-галицийской версии говорит еще один факт. В 1993 году в США вышел компакт-диск The Klezmer Conservatiry Band (13-я годовщина альбома), где солистка Джуди Бресслер в числе других знаменитых еврейских шлягеров после неоднократных напоминаний своих родителей записала наконец Belz. В пояснительной справке, помещенной в буклете, сообщается, что ее интерпретация базируется на классическом исполнении Сеймура Рейхцайта. Выдающийся актер американских еврейских театров и исполнитель песен на идише С. Рейхцайт (1911–2002) записал эту песню в сопровождении оркестра на граммофонной пластинке одним из первых. Он был уроженцем Лодзи и эмигрировал в Америку из Польши вместе с отцом в 1920 году. В то время Сеймуру было около девяти лет. Нельзя исключать, что уже тогда он знал или, по крайней мере, слышал о существовании польско-еврейского городка под названием Белз. Да и трудно себе представить, чтобы еврейский певец, выходец из Польши, напевая на пластинку песню о еврейском «местечке Белц», имел в виду не польский, а бессарабский городок со схожим названием.

Определенные сомнения может вызвать название спектакля («Песня гетто»), в котором впервые прозвучала песня. Еврейское гетто в том понимании, которое сложилось об этом явлении в странах Европы, имело весьма отдаленное отношение к бессарабским или галицийским городам и местечкам. И в Бельцах, и в Белзе евреи проживали хотя по большей части компактно, но вовсе не изолированно от остальных горожан. К слову сказать, в российской Бессарабии, как и в австро-венгерской Галиции, они чувствовали себя намного комфортнее, чем в других регионах этих империй. Впрочем, и для жителей веймарской (либо кайзеровской) Германии, где происходили основные события пьесы, как и для американцев начала 1930-х годов, слово «гетто» не имело того негативного окраса, который появился с началом Второй мировой войны. Так они называли обычный городской квартал с еврейским (а американцы — еще и с темнокожим) населением. Вместе с тем и название пьесы, и место ее действия, как мне кажется, в большей степени указывают на то, что в песне поется о галицийском Белзе, а не о бессарабских Бельцах. Трудно представить, чтобы скромная еврейская девушка из небольшого бессарабского городка 1910–1920-х годов настолько хорошо владела немецким языком, чтобы даже в воображении американского автора отправиться покорять Германию в качестве эстрадной певицы. Зато в австро-венгерской Галиции немецкий язык изучался в школах, и юная Миреле наверняка по-немецки говорила и пела так же хорошо, как на идише.

Значит ли это, что сторонники версии о бессарабских истоках замечательной песни не вправе считать, что в ней поется о городке Бельцы? Нет, конечно! Прошедшие десятилетия, ужасы начала 1940-х, навсегда лишившие Бельцы их этнического облика, и одновременное превращение «Местечка Бельц» в шлягер мирового значения давно сняли актуальность этого вопроса. Каждый теперь вправе считать, что в песне поется о том из двух городов, который по каким-то причинам ближе сердцу. Тем более что и в Белзе, и в Бельцах, как и в те далекие годы, по-прежнему протекает речка, к которой бегают дети, чтобы поиграть «под зеленым деревцем».

Не это ли главное?

Николай ОВСЯННИКОВ, Россия