Поэзии зеленое зерно

Не знаю, как там насчет океана, но определенно «поэзии зеленое зерно» присутствовало и прорастало в душе создательницы этой замечательной метафоры. Когда я решилась написать о Белле Абрамовне Дижур, мне стало больно от мысли, что хрупкое и драгоценное, скрытое в закоулках сердца и памяти, теперь придется выволакивать наружу, что придется облекать в слова горечь утраты дорогого друга, удивительного человека. Писать о Белле Абрамовне — непростая задача, потому что тут нельзя сфальшивить ни на йоту, ни на полтона: Белла Абрамовна была человеком абсолютной цельности и чистоты, человеком, лишенным фальши и позы.
Знаю — с помощью малой химии
Можно выглядеть чуть моложе.
Только вот они — стихи мои —
На стихи молодых не похожи.
Мое знакомство с Беллой Абрамовной произошло по воле случая. Как-то раз в «Новом русском слове» я прочитала статью Б.А. Дижур о Пине Абовиче Калике, возглавлявшем детский дом в Баку и Корчаковское общество Азербайджана. Януш Корчак был для Беллы Абрамовны нравственным идеалом, о котором она написала в 1944 году большую поэму, попавшую под огонь погромной критики. Побочным следствием этого было исключение Б.А. Дижур из Союза писателей. Негоже-де советскому поэту вместо подвига советского солдата, сражавшегося на полях Великой Отечественной, описывать судьбу какого-то еврея-пацифиста. Прошли годы, и Корчаковский комитет Западной Германии присвоил Белле Дижур звание лауреата. Беллу Абрамовну не выпустили в Западную Германию за наградой, и пришлось членам комитета ехать в Советский Союз... Я решила откликнуться на просьбу Беллы Абрамовны к бакинцам сообщить, что они знают о судьбе Пини Абовича.
Я была знакома с Пиней Абовичем. В свое время я написала цикл стихов о Януше Корчаке, и Пиня Абович, председатель Корчаковского общества Азербайджана, вручил мне награду за этот цикл. Я позвонила в «Новое русское слово», и довольно скоро Белла Абрамовна откликнулась на мой звонок. Так состоялось наше знакомство, перешедшее в крепкую дружбу.
Белла Абрамовна была уже в преклонном возрасте, когда мы познакомились: маленькая, согнутая годами, но лицо светилось добротой и мудростью. Не помню точно даты нашего знакомства, то ли 1993, то ли 1994 год, а это значит, что Белле Абрамовне было тогда или 90 лет, или 91 год. Однако ни тогда, ни впоследствии в разговоре с Беллой Абрамовной мне не приходилось делать скидку на возраст: она понимала сказанное с полуслова, как мало кому дано понимать. Как говаривал Суворов, «удивить — победить». Для меня это формула не только военных, но и межличностных побед, формула любви. Меня удивила и навсегда покорила душевная щедрость Беллы Абрамовны. Она предложила написать предисловие к моему первому сборнику стихов, невзирая на недуги, собственные литературные интересы и творческие задачи.
В ее светлой комнате на Ocean Parkway (почему-то так и просится на язык слово «горница») нам было легко и просто говорить по душам о людях, религии, литературе. Старенькая пишущая машинка на столе, любимые книги на полках, картины и фотографии, за которыми судьба длиною в век, — все выдавало интеллигентный и откровенно непретенциозный быт владелицы этого обжитого пространства и приглашало к разговору. Как и всякая мать, Белла Абрамовна гордилась художественными успехами своего знаменитого сына Эрнста Неизвестного, нравственной высотой дочери Людмилы Лифсон, талантом зятя, своими внуками, она знала себе цену как поэту, но во всем этом не было ни капли тщеславия или гордыни, ни грана снобизма, ни тени превосходства. Как ей это удавалось? Загадка...
Белла Абрамовна — биохимик по образованию, работала в лаборатории медицинского института в своем родном Свердловске. Ее славное научное прошлое не только отразилось в тематике некоторых стихов, но и, возможно, позволило сохранить ясность и четкость мышления до последних дней. Б-г одарил ее многими талантами, одним из которых был дар понимания людских душ: рациональное мышление и интуиция позволяли ей давать удивительно точную нравственную оценку многим, с кем ей довелось соприкасаться. Ей были видны суетность и тщеславие, но беспощадность видения у нее была в сочетании с незлобивостью. Находясь рядом с ней, тянуло к откровенности, к исповедальности: чистота ее души и неподдельный человеческий интерес располагали к этому.
Стихи Беллы Абрамовны были выражением ее сути, удивительно адекватно воплощающими неповторимую личность своей создательницы. В них нет излишеств и красивостей, зато есть свет и гармония, чувство меры и достоинства.

Найти в себе силы достойно стареть,
Как это умеют вулканы.
Гранитной вершины застывшая твердь
Скрывает глубинные раны.

Найти в себе силы стареть не спеша,
Как старятся сосны и ели.
В их кольцах годичных трепещет душа,
Чтоб иглы всегда зеленели.

Достало бы сил обернуться рекой,
Движеньем ее неустанным.
Пока не откроется берег крутой
И тайная глубь океана.
Без сентиментальности и слащавости... Высокая простота.
Стихи Беллы Абрамовны необыкновенно душевны, при том что в них редко встретишь упоминание о душе. Они о том, что волнует автора и что находит (не может не найти!) отклик и понимание у читателя: о прощании с родным домом, материнской любви, чувстве единения с природой, доброте и милосердии, о вере и терпении. Ее поэма о Януше Корчаке написана кровью, и читать ее тяжело: не из-за смысловой усложненности, а из-за трагедийной насыщенности. Я не могу читать ее в один присест: мне не хватает воздуха, и я откладываю книгу...
И хлеб тяжелый с примесью песка...
И трупный дым над старыми домами...
Как пережить и пронести в века
Правдивыми, жестокими словами?
Белла Абрамовна избегала публичных выступлений. Ей было это и трудно, и неинтересно: не хотелось представать перед публикой беззащитно и глубоко старой. Помнится, в предчувствии 100-летнего юбилея она сказала, что вот, мол, ввалится толпа людей с цветами, и это будет напоминать репетицию похорон. Ей не нужны были чествования и пышные юбилеи: гораздо больше ее согревали тепло и внимание ее детей. Как будто следовала совету пристава следственных дел Порфирия Петровича: «Станьте солнцем — и вас все увидят». Невысокая, скромно одетая, Белла Абрамовна и была таким солнцем, в лучах которого грелись ее друзья и близкие. Ей было приятно внимание друзей-свердловчан, которых она любила. Она очень симпатизировала писателю Юрию Дружникову, ценила музыкальное дарование Леры Авербах, писала стихи (в 100 лет!). Она много читала, интересовалась политикой, литературой, жизнью окружающих.
Она была удивительно порядочным человеком. Во времена всеобщего стукачества в Советском Союзе Белла была одним из немногих литераторов, кто не «стучал». Белла Абрамовна могла найти единственно верные слова в самые горькие и трудные моменты моей жизни. Однажды я ей пожаловалась на неблагоприятную для меня рецензию, и она мне прислала ободряющую записку, что, мол, не горюй, все эти рецензии — однодневки, а стихи остаются.
Белла Дижур разделяла поэзию и версификаторство и немало современных стихов относила ко второй категории. В этом отношении она близка к Ахматовой, которая только поэзию, пропущенную через сердце, считала подлинной.
Я сознавала, что судьба сделала мне щедрый подарок, сведя с этой необыкновенной женщиной, но работа, быт, дела вынуждали не отклоняться от привычного яремного маршрута, и мы виделись редко.
Белла Дижур пережила три революции, три войны (две из которых были мировыми), годы сталинских репрессий, похоронку на сына (это случилось в апреле 1945 года, когда ее сын Эрнст Неизвестный, сражавшийся на фронте, был ранен в позвоночник, но чудом выжил, а родители получили известие о его смерти), борьбу с космополитизмом, исключение из Союза писателей, разлуку с сыном, смерть любимого мужа, эмиграцию в 84 года… Но все эти испытания не замутили ее души, не ожесточили. Как ей удавалось выводить мелодию своей судьбы так грациозно и милосердно, без единой фальшивой ноты? Она прожила более века, но людям, любившим ее, и этого было недостаточно. Хотелось продлить чудо.
Лиана АЛАВЕРДОВА, США